Мария Фомальгаут - Тайны Таймбурга
– Вы… вы что?
– А что такое? А, ну да – хлопает себя по лбу, – вы же в двери ходите… пойдемте… скорее…
Спешу за ним.
Думаю, что всё-таки должно случиться.
Ничего, узнаю…
Идут часы
– Я не чувствую власти.
Это король говорит.
Король, император, вождь, самодержец, правитель – называйте его, как хотите. Мы его по-своему называем, по-вашему переводится как король.
Вот король и говорит:
– Я не чувствую власти.
Хочу ответить – ваше величество – не отвечаю: знаю, никакое это не величество, власть не у него, даром, что его короновали – у кого-то другого власть.
У кого-то…
– У кого?
Это король спрашивает. Который на самом деле не король.
– У кого настоящая власть? – его голос повышается, – я первым вошел в святилище в первый день нового года – почему я не чувствую власти?
Откашливаюсь:
– Здесь может быть только одна причина: кто-то вошел до вас.
– Кто? Уж не хотите ли сказать, что мои соперники научились перемещаться во времени?
Хочу сказать, что все его соперники давно лежат в сырой земле, обескровленные и обезглавленные.
Не говорю.
– Так кто же вошел в комнату вперед меня? Кто, черт побери?
– Я обязательно выясню это.
– Выясните. Обязательно. И как можно скорее, вы слышите меня? как можно скорее!
Хочу поклониться, тут же спохватываюсь:
– Часы.
– Что часы?
– Помните… когда вы приближались к святилищу – шли часы?
– Да что им еще делать, как не идти…
– Часы. Они шли. Большие такие. Напольные. С маятником.
– И?
– Они прошли мимо вас. В святилище?
– И что?
Король (который не король) смотрит на меня, вижу, и правда не понимает, ну часы и часы, мало ли где часы идут, на то они и часы, чтобы идти…
Часы…
– Они вошли в святилище вперед вас.
– Уж не хотите ли вы сказать, что…
– …похоже, что так.
– Полный бред. Это же… часы.
Пожимаю плечами – и что, что часы. Как будто часы не могут опередить короля. Почему-то мы привыкли не замечать часы, как не замечаем бабочек, или собак там, или тени – ну влетела бабочка в святилище вперед короля, ну и что…
Вот вам – ну и что.
Маячит перед глазами картина из прошлого, король приближается к святилищу, мимо идут часы – напольные, маятником, мимо, мимо, в зал…
Король пристально смотрит на меня, щурится:
– Найдите мне эти часы.
– Будет исполнено.
– …как можно быстрее.
– Я убил их.
Повторите.
– Я их убил.
Показываю обломки шестеренок, пружины, стрелки…
– Дайте-ка глянуть…
Протягиваю королю останки часов. Король…
(…который не король…)
…недовольно присвистывает.
– Хоть бы подготовились, что ли, прежде чем врать…
Понимаю, что проиграл:
– А… что такое?
– А сами посмотрите. Ничего, что вот этих штук в часах всего две? Куда вы мне три суете?
Мир падает из-под ног.
Открываю рот, не успеваю ничего ответить, меня бьет гром среди ясного неба:
– Уведите его!
Стражники берут меня под руки. Не чувствую под собой ног, пол зловеще покачивается. Мимо идут часы, потом еще одни часы, это они могут – идти…
Часы…
Что-то много их тут, часов…
Сильно много…
Часы обступают, оттесняют меня от стражников, сильнее, сильнее, кто-то орет – держи-держи-держи, поздно, меня уже и след простыл…
Часы заталкивают меня в карету, карета расправляет крылья, взмывает в воздух…
– Вы в безопасности.
Смотрю на часы.
Большие.
Напольные.
С маятником.
Часы говорят мне:
– Вы в безопасности.
Будильники, будильнички, будильничишки вокруг меня хлопочут, что-то подсказывают, а, ну да, конечно – низко кланяюсь его величеству.
Его настоящему величеству…
– Отставьте, отставьте… вы в безопасности…
Слышу обрывки фраз – люди в городе присягают новому королю…
Реконструкторы
Кто-то скажет, что наша работа никому не нужна.
И я с ним соглашусь.
Вот если кто-нибудь подойдет ко мне и скажет – ваша работа никому не нужна, – я пожму плечами, кивну – так оно и есть.
Но если меня спросят, чем я занимаюсь – я спокойно отвечу.
Вот так вот соберемся все на семейном ужине под Рождество, и мой дядюшка, старинный замок, и тетушка моя, маленькая церквушка, и почтенный дедушка, он у нас королевский дворец… Вот так соберемся все, и какой-нибудь родственник по какой-нибудь линии, собор какой-нибудь меня спросит:
А вы чем в жизни занимаетесь?
И тетушка уже мне шепчет снизу (я на два этажа выше): скажи, что ты счетовод, скажи-скажи-скажи, а я и скажу:
А я восстанавливаю людей.
И все давай охать-ахать, да что ж такое, да вот у нас тут местечко управляющего есть, да вот в каком-то городке маленьком вакансия замка свободная…
И я поясняю:
Нет-нет-нет, не надо мне никаких вакансий, мне нравится то, что есть.
Да-да, вы не ослышались.
Мне нравится.
Знаю, что нас таких на весь мир полтора замка наберется, которые людей реставрируют. Правильно, люди же не нужны никому, эка невидаль – люди, кому они нужны.
Нам нужны.
Вот не далее как вчера нашли человека. Еще одного. Нашли случайно, хотели строить новый дом, смотрят – а на территории постройки человек.
Спасибо строителям – вызвали нас.
А знаете, как это трудно – восстанавливать человека? А я знаю. Не понаслышке. Сначала нужно собирать по косточкам, по косточкам, а ведь половина моих современников вообще не знает, как должен выглядеть человек, соберут так, что мало не покажется. Косточки хрупкие, за них возьмешься – они рассыпаются в прах, их надо обработать специальным раствором, чтобы не рассыпались.
Но это только начало. Потом нужно по специальной программе восстановить лицо человека, узнать, как человек выглядел. А там уже из глины лепить, из глины, по косточкам, по косточкам, каждый изгиб, каждый штрих, каждую морщинку на лице…
Это всё обычно я делаю. На пару с Крепостной Стеной, у неё вообще здорово получается. А Часовая Башня в это время ищет историю человека. Часовая Башня в интернете вообще все, что хочешь найдет.
Там уже по истории посмотрим, во что человека одеть, кто в какие века жил, на кого тогу надеть, на кого доспехи, кому галстук повязать. Это Крепостная стена делает, вот где талант.
Вот теперь человек живой.
Ну, почти.
Теперь самое сложное осталось. Это уже моя работа будет. Там черточку, тут штришочек, тут красочкой, вырисовать глаза, чтобы смотрел, как живой…
А?
Нет.
Почему-то они у нас не выживают.
Сам не знаю, почему.
Может, что-то не так делаем.
Еще разберемся…
Посередке
Сегодня я нашел человека.
На шоссе.
То есть, не совсем на шоссе, на обочине. Я ехал на своем джипе… то есть, джип на самом деле не мой, ну, считайте, что мой… Не мой не в смысле не говорящий, ну, в этом смысле тоже, а…
…короче.
Я нашел человека.
На шоссе.
Я ехал на джипе, а он стоял на обочине.
Замахал рукой.
Я остановился, распахнул дверцу, мы обнялись, как старые друзья.
Хотя видели друг друга первый раз.
Человек оказался молодым парнем лет двадцати, он назвался Андреем. Раньше он учился на врача до того, как всё случилось…
…случилось что?
Поначалу я еще думал, что люди ушли.
Тогда.
В то утро.
Еще думал, что какие-то учения, или что там может быть, или… или… или…
Честно сказать, я и сейчас так думаю. Что это учения какие-нибудь или не знаю, что. Быть не может, чтобы на всей земле остались только мы двое, я и Андрей.
Всё ещё надеюсь, что встретим на обочине дороги еще кого-нибудь.
Никто не встречается.
Сегодня поссорились с Андреем.
Ну как поссорились… не порешили, как искать людей, или сидеть на месте, в доме в каком-нибудь и рассылать сигналы, или ездить по свету. Я говорил одно, Андрей – другое, да какая разница, кто что говорил, а потом Андрей ушел, вот так, хлопнул дверью, ушел в ночь, и сам не знаю, какого черта поперся за ним, орал что-то, что нельзя так, что надо держаться вместе, и сам не понимал, почему надо, но – надо…
В детстве мечтал, чтобы из города ушли все люди, и чтобы можно было ходить по магазинам и брать всё, что понравится.
А вот сбылось.
Сказка даже какая-то такая была про мальчика, который один остался и обрадовался. А потом ему страшно стало, он заплакал и проснулся.
А у меня как-то проснуться не получается.
Нас оказалось пятеро.
Поискали по Интернету, нашли пятерых.
Мы с Андреем.
Девушка какая-то во Флориде.
Мексиканец какой-то, назвался Хуан.
Еще один какой-то ХХХ77, на бота похож.
Нашли себе особняк, я такие раньше только в кино видел.
А тут в нашем городе.
Я, оказывается, город-то и не знаю…
Хуан сегодня в Сети про конец света заливал, уж лучше молчал бы…
