Джон Коннолли - Плохие люди

И детскую тряпичную куклу, бесстрастно смотревшую на Мейси из угла; тело игрушки было покрыто мотыльками, которые двигались, вздрагивая крылышками.

Грузовик остановился рядом с Ларри Эмерлингом. Человек, который высунулся из окна, был одет в грязную зеленую ветровку и бейсболку с надписью «Морские Волки». Его лицо покрывал несмываемый загар, что появляется у людей, годами работающих на открытом воздухе, а красный раздутый нос и мелкая сеточка порванных вен на щеках дополняли облик в высшей степени неприятного типа. Он причмокнул, когда Мейси подошла ближе, и уставился на ее грудь, а затем медленно опустил взгляд ниже. Она испытала облегчение, когда заметила, что Эмерлинга смущает поведение этого человека.

— Это и есть Карл Любей, — представил незнакомца Ларри. — Он живет выше по дороге. Карл, это офицер Мейси.

— Приятно познакомиться, — слова обычного приветствия в устах Любея прозвучали, как приглашение в постель.

Мейси заставила себя кивнуть и сделала вид, что фамилия мужчины ничего ей не говорит. Итак, это и есть брат человека, которого убил Дюпре. Она ненавидела себя за то, что когда-то согласилась с выводом Бэррона, ведь если его брат был хотя бы в чем-то похож на Карла, то, пожалуй, Дюпре оказал обществу большую услугу. От одного взгляда на Карла Любея у нее по коже поползли мурашки.

— У вас что-то не в порядке с грузовиком? — спросила Мейси.

— Да нет, он здорово бегает, — ответил он, продолжая раздевать ее глазами.

— Мне показалось, что он слишком сильно дымит. Вам надо бы отдать его на техосмотр.

— Он не нуждается в техосмотре. Я же сказал: грузовик в порядке.

— Ну, если вы так считаете... Еще раз увижу ваш автомобиль в таком состоянии, и вам придется вспомнить этот разговор.

Любей снова издал какой-то звук сквозь зубы.

— Хотите зайти? Может, поможете почистить выхлопную трубу моей тачки, дайте знать. — Он широко ухмыльнулся, потом потянул за рычаг и поехал восвояси. На сей раз, из выхлопной трубы тянулся только легкий дымок.

— Он живет здесь один? — спросила Мейси.

— Разве Карл производит впечатление парня, в дверь которого ломятся женщины? Да, он живет один. Не думаю, что он смог пережить...

Он остановился.

— Я знаю об этом, — сказала Мейси.

— Хорошо, тогда ты понимаешь. В нем всегда было много горечи и неудовлетворенности. То, что произошло с его братом, всего лишь добавило еще одну порцию мочи в ту адскую смесь, которая разъедала его изнутри, уж прости мне грубость выражений. И что-то не похоже, что его грузовик так уж неисправен.

Мейси покачала головой.

— Когда он поднимался в гору, мне показалось, что он со всех сторон окутан серым дымом. Потом он... просто растаял. Это было действительно странно.

Она повернулась к Эмерлингу, но он смотрел в сторону, устремив взгляд на дорогу, по которой только что проехал Карл Любей, словно надеялся увидеть следы давно рассеявшегося дыма.

— Мне бы лучше вернуться, — сказал почтмейстер. Затем загасил сигарету на земле, поднял окурок и положил его в карман куртки. — Почта не станет сама себя сортировать.

Некоторое время они ехали в полном молчании, пока Мейси не решилась прервать его:

— Мне не было видно Место с верхушки башни. Его ведь так называют — Место?

Эмерлинг ответил не сразу:

— Деревья закрывают его.

— Даже зимой?

— Даже зимой. Здесь очень много хвойных.

— Это к югу, не так ли?

— Совершенно верно, но туда нельзя добраться на машине и трудно пешком. Надо очень хорошо представлять себе, куда идешь. В это время года, когда так рано темнеет, я не уверен, что даже мне удастся найти его.

— Значит, как-нибудь в другой раз, — кивнула Мейси.

— Конечно, — соврал Эмерлинг, — в другое время.

Молох заметил, что Декстер смотрит прямо на него в зеркало заднего вида. Леони и Декстер сидели впереди, Брон за ними, а Молох в самом конце. Здесь была полость под полом, прикрытая панелью, достаточно большая для того, чтобы там мог лежа поместиться человек, если в том будет необходимость. Хотя, если он там задержится дольше, чем на пару минут, он, вероятно, задохнется. Молох знал, что это тайник для оружия, а может быть и для наркотиков. Он станет для Молоха временным убежищем на случай полицейской проверки машины, не более того.

— С тобой все в порядке? — спросил Декстер.

Молох кивнул. Они уже ехали около трех часов, и его спина ныла. В начале десятого утра они проехали мимо таможенного пункта на границе штата Нью-Хемпшир и въехали на территорию штата Мэн. Движение было небольшое, машины в основном направлялись на юг, в сторону Бостона. Они воспользовались въездом Киттери и припарковались в стороне от фактории Киттери. Брон и Леони выпели, оставив Молоха молча беситься в одиночку.

По мере того как они все ближе и ближе подъезжали к Мэну, Молох чувствовал, как боль в его голове усиливается. Он проваливался в сон, его глаза слипались, и подбородок опускался на грудь. Потом вдруг что-то похожее на электрический разряд ударяло его в спину, и он снова просыпался. Но в эти моменты между бодрствованием и сном его тело изнывало от усталости, он был напуган своими видениями, образами из прошлого, знакомыми и незнакомыми, хорошо известными и в то же время чужими.

Он видел себя маленьким мальчиком с ладошками, прижатыми к стеклу черной машины, которая отъезжала от дома в пригороде. Старый велосипед был моментально забыт, его пальцы барабанили по стеклу, а машина все ускоряла ход. Там, внутри, на заднем сиденье отбивался мужчина, его глаза расширились от ужаса, двое амбалов удерживали его. Рука мужчины высунулась наружу, как будто мальчик мог его спасти, но никто не мог спасти его.

Папа?

Нет, не папа, не настоящий, но самый близкий к этому, если бы пришлось выбирать; неродной отец и неродная мать на улице из одинаковых домиков с маленькими квадратными лужайками перед каждым. Тишина этой улицы нарушалась лишь звуком льющейся из шланга воды, а теперь вот шумом машины, которая отъехала от обочины.

В доме плакала женщина. Она лежала в углу кухни, кровь текла из ее носа и рта. Она пекла пирог, а теперь мука и разбитые яйца покрывали весь пол кухни. Мальчик подошел к ней, она обняла его и прижала к себе.

На следующий день пришло еще больше чужих мужчин, и им пришлось покинуть дом. Мальчик бежал вместе со своей не-матерью, переезжая из города в город, наблюдая, как она постепенно все больше и больше впадает в отчаянье. Проваливается в какое-то страшное темное место, свой собственный ад, где мужчины приходили и ударялись сверху об ее тело, а уходя оставляли пачки измусоленных купюр на шкафчике. И мальчик думал, когда стал старше: кто я такой в этом мире, откуда я, если я не из этой женщины?