Наталья Лебедева - Крысиная башня

— Уходи, — сказал призрак, — я не хочу тебя убивать, но я убью тебя, если ты не оставишь мне выбора. Уходи и никогда больше не возвращайся.

Ошарашенный Олег сделал шаг назад и едва не упал в груду наваленной в прихожей мебели. Славик с восторгом подумал, что Тот сейчас сбежит, но он справился с собой и снова выставил вперед руку с бутылочным горлышком.

Мужчина в темном пальто слегка наклонил голову. В этом движении было что-то настолько родное и знакомое, что на секунду в голове у Славика возникла безумная мысль о том, что это — его отец. Но так не могло быть, отец никогда не носил пальто, у него были светлые, короткостриженые волосы, а черные волосы незнакомца почти касались плеч. На плече у него Славик заметил какое-то светлое пятно и с изумлением понял, что это крыса. Крыса обернулась и бросила на Славика полный ярости взгляд.

— Что ты мне можешь сделать?! — заревел Тот, и глаза его стали похожи на глаза крысы. — Ты просто глюк! Глюк! Тебя нет!

Вытянув руку, Тот бросился вперед, но добраться до Славика ему не удалось. Тяжелое кресло взлетело в воздух и толкнуло Олега назад. Розочка вонзилась в обивку, рука дернулась вверх, и Славик услышал смачный треск разрываемой ткани. Тот упал на пол под вешалкой, ногами отпихнул от себя кресло, ошарашенно затряс головой и, опираясь на поваленную мебель, встал.

Крыса на плече у незнакомца яростно пищала и возбужденно приплясывала. Медленно поднялись в воздух стоящие у вешалки сапоги и ботинки. Плащи и куртки снялись с насиженных мест и начали медленно вращаться вокруг Олега. Тяжелый сапог Татьяны толкнул его в голову. Тот наклонился, попытавшись отмахнуться рукой. Серый плащ полетел ему в лицо, Олег схватил его за рукав, наступил на полу, порвал на две части. Обрывки взмыли в воздух и начали крутиться вместе с другими вещами. Ботинки, сапоги, баночки с обувным кремом, сумки — все это било Олега по голове и по спине. Сначала толчки были слабыми, но Тот не уходил. На губе Олега бисером выступила кровь, под глазом появилась длинная ссадина. Тот не сдавался, и тогда в воздух взлетели вещи потяжелее. Обрывки плаща упали на пол, их место заняли полка для обуви, кресло и тумбочка. Олег отступил, розочка упала на пол. Он схватил кресло за деревянные подлокотники и попытался свалить его на пол, но кресло оказалось сильнее. Оно толкнуло Олега назад, прижало спиной к двери и начало давить, лишая воздуха. Тот захрипел, пытаясь оттолкнуть кресло прочь. В глазах его появился страх. Кресло отлетело назад и с разгона ударило Олега под дых.

— Я не хочу тебя убивать, — повторил незнакомец с крысой на плече. — Уходи.

Тот мрачно кивнул, вещи опустились на пол. Он взялся за ручку двери, потом нагнулся, будто бы для того, чтобы отодвинуть обувную полку, которая мешала ему выйти, и вдруг резким движением швырнул ее в Славика. Полка упала на пол, ударившись о невидимую стену, и тут же массивная советская тумбочка ударила Олегу в висок. Жалобно застонала раскачивающаяся на ржавой петле дверца. Олег упал на пол, попытался вскочить, но ноги уже плохо держали его. Он схватился за дверную ручку и вывалился на лестничную клетку. Дверь закрылась, защелкнулся замок.

Вещи начали занимать свои места. Незнакомец повернулся к Славику и сказал:

— Передай маме, что он больше никогда не придет. Ладно?

— Ладно, — ответил Славик. — А зачем вам крыса?

Незнакомец посмотрел на Славика и, помолчав немного, ответил:

— Это моя злость.

— Злость — это плохо, — неуверенно возразил Славик и обернулся к бабушке, ища у нее поддержки. Бабушка стояла, не шевелясь.

— Что с ней? — тревожно спросил Славик.

— Ничего, — ответил незнакомец, — Я просто не хотел ее пугать. Она очнется, как только я исчезну, и ничего не будет помнить. А злость — не так уж плохо. Она помогает жить и, как видишь, выживать.

— Что же, все должны быть такими злыми, как… как он? — Славик показал на дверь, и на лице его появились отвращение и брезгливость.

— Конечно, нет, — грустно ответил гость, — у человека Должно быть много чувств, и злость в том числе. Но ты не должен разрешать ей быть главной. Понимаешь?

— Понимаю. — Славик кивнул, и по его серьезному лиЦу было видно, что он будет тщательно обдумывать каждое сказанное ему слово.

Мельник вернулся к себе и клубком свернулся на кровати: путешествие за две сотни километров отняло у него почти все силы. Айсылу тихо вошла в комнату, поставила рядом с кроватью поднос. На подносе стояла чашка с горячим чаем и лежал ломоть хлеба с янтарным башкирским медом. Мельник начал есть. Силы возвращались с каждым глотком чая, с каждым откушенным куском, и он думал о том, как важен в жизни хлеб, отрезанный с любовью добрыми руками.

— Слава, улым, — нараспев произнесла Айсылу. Она сидела на краешке кровати, гладила Мельника по волосам и любовалась неродным своим сыном.

Мельник разыскал спящую Сашу и нежно обхватил ее уставшее сердце, которому стало хуже, потому что его не держали любящие руки. Болезнь спешила, она поглощала отвоеванные Мельником дни быстрее, чем он думал.

— Спи, родная, — шепнул Мельник, и Саша улыбнулась во сне.

Айсылу внимательно посмотрела Мельнику в глаза.

— Он скоро умрет, — сказала она, и Мельник сразу понял, что речь об Олеге. — От удара опухоль у него будет. Быстро его съест.

— Это правильно? — спросил ее Мельник. — Как ты думаешь, Айсылу, это — правильно?

— Думаю, да.

— Потому что он не отстал бы?

— Потому что он так бы и мстил им, улым. А теперь ты тоже спи. Вы с Сашей устали. И вы оба все сделали правильно.

Полина не смотрела «Ты поверишь!» ни разу с тех пор, как ушел Кирилл, и сложно было понять, связано ли это с его уходом. Может быть, его присутствие во время просмотра успело превратиться в ритуал, а может быть, ей просто наскучила сюжетная схема, повторяющаяся в шоу из выпуска в выпуск. Каждое слово каждого героя отдавало ложью и фальшью, каждая подробность из жизни звезд или обычных людей — желтизной низкопробных газет, а о судьбе Мельника Полина узнавала из его телефонных звонков гораздо раньше, чем программа выходила в эфир.

Но последний разговор с ним напугал ее. Мельник позвонил днем, когда она, отработав утреннюю смену, возвращалась домой. Телефон ожил, когда Полина собиралась открыть дверь подъезда, и ей пришлось балансировать телефоном, сумкой, ключами и пакетом из супермаркета, так что она поначалу не вслушивалась в его слова. Потом он крикнул:

— Почему ты меня не слушаешь?! — И Полина замерла возле подъездной двери, неестественно вывернув руку, чтобы удержать ускользающий пакет.