Наталья Александрова - Проклятие Осириса

– Да что вы, дорогой мой! – доктор покровительственно улыбнулся. – Вы выздоровеете, причем очень скоро! Мы разработали вакцину против «болезни фараонов», и вам уже сделали инъекцию. Еще несколько часов – и вы будете как огурчик! А пока… чтобы облегчить ваше состояние, я дам вам выпить традиционное египетское лекарство, в состав которого входит вытяжка из корня лотоса.

Левой рукой он приподнял голову больного, а правой поднес к его губам чашку с зеленоватым настоем.

Старыгин прильнул к чашке губами и жадно выпил горьковатое прохладное питье. Ему сразу стало легче дышать, сознание прояснилось, озноб прекратился.

– Мне действительно стало гораздо лучше! – проговорил он, благодарно взглянув на врача. – Вы так заботитесь обо мне… у вас же наверняка есть другие больные…

– Что вы, дорогой мой! – врач поставил чашку на тумбочку. – Я готов не отходить от вас днем и ночью! Ведь это первый случай, когда я могу наблюдать течение такой редкой болезни! Я изучаю ее много лет, написал десятки статей, но впервые вижу настоящего больного! Это такая удача! Вы просто не представляете…

– Ну, это как сказать… – протянул Старыгин.

– Да, конечно, – врач смутился, – я сказал бестактность… понимаете, вам, конечно, не позавидуешь, но для меня как для профессионала это действительно удача… я могу лично следить за процессом выздоровления, за действием вакцины…

– А вы не боитесь заразиться?

– Нет, эта болезнь не очень заразна, она передается только через кровь, так что избежать заражения достаточно легко. Но скажите мне, дорогой, вы недавно побывали в Египте?

– Нет, – Старыгин отрицательно помотал головой и снова почувствовал головокружение, правда, не такое сильное, – вернее, был, но довольно давно, около года назад.

– Нет, у этой болезни не такой длительный инкубационный период… где же в таком случае вы подцепили такую редкую инфекцию?

– Я не был в Египте, но довольно много времени провел в Египетском отделе Эрмитажа.

– Ну, дорогой мой, если бы там можно было заразиться, у нас было бы много пациентов! Нет, в Эрмитаже за все время его существования не было, к счастью, ни одного случая заболевания «проклятием фараона». Так что нужно внимательно проанализировать все ваши контакты, чтобы установить источник заражения. Если в городе есть еще один больной, непременно нужно найти его, ведь без нашей помощи он обречен! Ему срочно необходима вакцина!

Старыгин хотел рассказать врачу о недавней встрече на набережной возле Эрмитажа, о человеке с серым неживым лицом, с которым он столкнулся, и о легком уколе, который он тогда почувствовал, но вовремя передумал: слишком странно это прозвучало бы в этих трезвых больничных стенах.

Он прикрыл глаза. Его снова одолела усталость, неудержимо клонило в сон.

– Поспите, дорогой, – словно сквозь толщу воды донесся до него голос врача. – Вам нужно много спать, это способствует выздоровлению! Сон – лучшее лекарство!

Старыгин хотел что-то ответить, но действительно заснул.

На этот раз ему снился какой-то узкий каменный коридор. Он шел по этому коридору, освещая дорогу дымным коптящим факелом. Коридор то и дело сворачивал, разделялся, от него ответвлялись боковые ходы, но Старыгин уверенно двигался вперед, каждый раз без колебаний выбирая верное направление.

Потому что его вел вперед голос.

Этот голос звал его, повторял его имя, умолял поторопиться.

Он становился все слабее и слабее, все тише, все беспомощнее, хотя Старыгин знал, что приближается к нему, что ему осталось пройти совсем немного.

Нужно было спешить, потому что время истекало, потому что голос мог замолкнуть, и тогда он останется один в этом лабиринте, в этом бесконечном темном подземелье.

Вдруг резкий порыв ветра затушил его факел. Старыгин оказался в кромешной темноте, вязкой и осязаемой, как черное бездонное болото. Из темноты доносились какие-то шорохи и скрипы, и еще что-то отвратительное – то ли тихое чавканье, то ли хруст костей.

Вдруг до его лица дотронулось что-то склизкое, живое.

Старыгин попятился, и в спину ему уперлась чья-то костлявая рука.

Он заметался в ужасе, вытянув вперед руки, пытаясь на ощупь найти дорогу…

Но тут он снова услышал прежний негромкий голос.

Едва слышный, призывный, умоляющий.

И сразу же он успокоился, взял себя в руки и двинулся вперед, на этот голос – сначала медленно, неуверенно, потом все быстрее и быстрее. И окружающая тьма постепенно начала светлеть, расступаться, можно было уже различить очертания стен.

Старыгин прибавил шагу, он уже почти бежал, шумно и тяжело дыша; несмотря на царящий в подземелье холод, капли пота выступили у него на лбу. Перед ним оказалась очередная развилка, и он уверенно повернул направо, туда, откуда доносился голос.

И оказался в большом круглом помещении с высоким сводом.

Эта камера была ярко освещена несколькими факелами, прикрепленными к стенам, и в самом ее центре, на огромном каменном столе, покоилась мумия.

Мумия лежала без саркофага, даже без полотняных бинтов – ссохшаяся коричневая плоть с тощими, как у скелета, конечностями и уродливым лицом, на котором неумолимое время оставило гримасу отчаяния и презрения ко всему живому, ко всему смертному.

И это от нее, от этой мумии исходил тот голос, который призывал Старыгина во мраке подземного лабиринта.

Старыгин шагнул к каменному столу, чтобы последний раз услышать голос вечности и заглянуть в ее глаза.

И в этот миг он проснулся.

На этот раз он был в палате один, и чувствовал он себя гораздо лучше.

Настолько хорошо, что легко приподнялся и сел на кровати, спустив ноги на пол.

И снова услышал тот голос, который звал его во сне, тот голос, который вел его по темному подземелью.

Голос звучал едва слышно, и Старыгин понимал, что никто, кроме него, не слышит этот зов. Но в то же время он был так настойчив, что противостоять ему было невозможно.

Дмитрий Алексеевич встал на ноги.

Голова немного закружилась, так что ему пришлось схватиться за спинку стула, но вскоре это прошло. Он нашарил больничные тапочки, больше в палате не было никакой одежды.

Голос звучал призывно и умоляюще. Старыгин шагнул к двери палаты. Она была не заперта.

Он выглянул в коридор.

В нем не было ни души, только откуда-то издалека доносились громкие раздраженные голоса.

Бледно-зеленые стены, негромко гудящие люминесцентные лампы под потолком.

Старыгин выскользнул в коридор и уверенно двинулся направо – туда, куда звал его едва слышный настойчивый голос.

Его все еще немного качало от слабости, но он торопливо шел на голос, потому что тот становился все тише, все слабее и мог замолчать навсегда.