Фенрир. Рожденный волком - Лахлан Марк Даниэль
Пройдя немного, Леший принялся кричать:
– Великие скильфинги, повелители морей, сыны Ванхейма, приветствую вас, друзья! Я принес вам целое состояние.
Девять воинов, по три с каждого корабля, вскочили на ноги, с копьями, обнаженными мечами, воздев топоры.
– Не надо оружия, друзья. Это всего лишь я, Леший из Альдейгьюборга, и со мной мальчик-слуга. Мы безоружны.
– У твоего слуги неплохой меч, друг.
– Ах, этот. Он мой. Я торговец, а не воин, и я решил, что не стану нести его сам и не буду привязывать к мулу, чтобы его не украли франки. А где Гьюки? Где ваш конунг? Он поблагодарит вас, если вы отведете меня к нему.
– Откуда ты знаешь имя нашего конунга?
– А он носит рубаху из алого шелка? Этот шелк продал ему я!
– Она порвалась, как только какой-то франк вцепился в него. Ты должен вернуть конунгу деньги, купец.
– Знаменитый юмор скильфингов! – проговорил Леший. – Где же конунг? Отведите меня к нему.
– Я хочу этот меч, – заявил рослый, грубо сложенный викинг с лицом коричневым и бугристым, словно жабья кожа. У него из-за плеча торчал огромный топор, и он выговаривал слова медленно, как будто соображая с трудом. Викинг указал на меч Элис.
– Отдай ему, я потом попрошу Гьюки, и он вернет тебе меч.
Элис выхватила оружие.
– Вот меч, – сказала она, – пусть тот, кто захочет, попробует его забрать.
– Что он сказал, купец?
– Что меч плохой. Он только с виду красивый, а в бою обязательно подведет.
– Он не это сказал, – возразил воин с топором.
– Он так молод, друзья, он старается меня защитить.
– Он что, франк?
– Нет, господин, что ты! Он мой соплеменник.
– Я все равно заберу у него меч.
Воин с топором спрыгнул с корабля, а Элис нацелила на него меч.
– Не надо тебе того, чем ты не умеешь пользоваться, парень, – сказал викинг. – Отдай мне меч, или я убью тебя на месте.
Элис не понимала его слов, однако прекрасно ощущала исходившую от него враждебность, пронзительную и холодную, словно зимний ветер. Викинг сделал к ней шаг, взмахнув топором.
– Не надо, Бродир, – произнес кто-то с ближайшего корабля. – Если купец – друг Гьюки, он заставит тебя выплатить стоимость раба.
– Уже думал, – сказал викинг с топором. – И сколько стоит раб? Семьдесят монет? А этот меч стоит все сто пятьдесят.
– Ты, упрямый глупец, он не разрешит тебе оставить меч.
– Почему же? Он станет моим, добытый в бою.
Еще один викинг засмеялся.
– Что, купец, с образованными людьми проще договориться?
– Позови конунга, и я позабочусь, чтобы тебя наградили, – сказал ему Леший, пока Бродир шел по песку к Элис.
– Я бы позвал, друг, только он наверху, в монастыре, проверяет, не оставили ли монахи чего-нибудь, кроме дохлых мышей. Пока я сбегаю за ним, твой слуга уже умрет.
– Последний раз говорю, – произнес Бродир. – Меч или жизнь, парень.
Элис знала, что уважают эти люди, знала, что, если она сдастся, ее ожидают новые унижения. Однажды она уже изображала слугу Лешего, получая толчки и пинки от Серды и насмешки от берсеркеров, и больше она подобного не потерпит, пусть даже это означает смерть.
Бродир завопил и вскинул топор. Элис отшатнулась, споткнулась и выронила меч. Бродир засмеялся и сделал шаг вперед, чтобы забрать оружие. Упав на песок, Элис ощутила что-то за спиной. Она протянула руку, нащупала франциску и со всей силы ударила викинга. Топор вонзился в него снизу и очень резко. Бродир повернул голову, но было уже поздно. Лезвие топора угодило в шею под челюстью, перерубив дыхательное горло и повредив крупные артерии. Викинг взмахнул рукой, пытаясь поднять собственный топор, но кровь вскипала на ране пузырями и лопалась, он громко сипел, и в итоге повалился на песок, замарав его алой кровью. В ушах у Элис что-то шумело – это гудел, хихикал и трещал один из тех символов, которые как будто жили и росли в ее сознании.
– Ого, один удар – и прямо в яблочко! – проговорил кто-то из викингов.
– Ну, теперь помогай нам, Фрейр! – сказал другой.
Элис потянулась за мечом, ожидая, что остальные нападут на нее. Но они просто стояли и глядели, покачивая головами.
– У тебя будут неприятности, купец, – произнес темноволосый викинг.
– Ничего подобного, – возмутился Леший. – Мальчик просто защищался. За подобное не полагается платить!
– Я сам ненавидел этого гада, но в монастыре полно его братьев, – заметил еще кто-то.
– Он первый набросился на мальчика, парень вынужден был защищаться, – сказал темноволосый викинг.
Леший закатил глаза и обратился к Элис:
– Кажется, теперь начнется усобица.
– Я из рода Роберта Сильного, – сказала Элис, – и я больше не стану кланяться язычникам.
– На самом деле лучше бы ты поклонилась, – сказал Леший. – Жизнь бы тогда сделалась гораздо проще. Я вот кланяюсь. Смотри, это легко. – Он отвесил викингам вычурный поклон.
Элис поднялась, стряхивая с одежды песок.
– Делай как знаешь, но меч я оставлю себе. Они могут меня изнасиловать, могут убить меня, но хотя бы один, а может, и больше, заплатит за это жизнью.
– Госпожа, – сказал Леший, – когда ты станешь невестой Олега, ты будешь сидеть в великолепном тереме князя в Ладоге и перед тобой будут стоять заморские угощения и вина, лежать шелка, золото и жемчуга, вспомни тогда, как я служил тебе, как спасал и заботился о тебе здесь.
– Так ты хочешь продать меня ему в жены?
Купец улыбнулся.
– Это же твоя судьба, твое спасение. Разве не об этом твердил тебе волкодлак?
Элис убрала меч в ножны.
– Я пойду с тобой к их конунгу. Мы расскажем ему все как есть. За меня можно запросить большой выкуп, и, если у него есть хоть капля разума, он предложит мне свою защиту. Ты будешь переводить мои слова. Мне осточертело вверять себя твоим заботам.
– Я думаю, это очень и очень плохая идея, – сказал Леший.
Элис пристально поглядела на него.
– Ты торговец. Ты покупаешь и продаешь. А думать будут другие.
Леший понимал, что спорить с ней бесполезно, поэтому только махнул рукой, проклиная свое невезение. Теперь уже неизвестно, получит ли он за труды хотя бы монетку, когда они прибудут в Ладогу. Однако он все равно должен сделать все, что только в его силах.
Он обернулся к темноволосому викингу:
– Ты не отведешь нас к Гьюки?
– Если пожелаешь. Все равно мне нечего делать на этом промерзшем берегу.
Они ушли с берега и двинулись по песчаной дорожке прямо к монастырю. В воздухе стоял запах готовящейся еды. Элис едва не расплакалась. Этот запах напоминал о детстве, когда они возвращались после многодневных походов по полям и рекам и вдыхали запах свежего хлеба, доносящийся из крепости. Ее все больше и больше притягивало прошлое, она то и дело погружалась в воспоминания, и странные ощущения охватывали ее, странные откровения приходили. Откуда она знает, что бурые водоросли, которые они сейчас топчут ногами, можно сварить и отваром смазывать больные суставы? И как получилось, что лицо того чудовища, Ворона, который преследует ее, предстало перед ней не изуродованным и изодранным, а здоровым и красивым? Мать Элис была еще жива. Однако она думала о другой женщине, видела ее перед странным низеньким домиком, крытым дерном; женщина сушила на солнце травы, и когда Элис попыталась вспомнить ее имя, на ум пришло только слово «мама».
Песчаная дорожка сменилась каменной, и скоро они очутились в монастыре. У двери была сложена огромная куча книг. Даны – она решила, что это даны, – сдирали с книг кожаные обложки, бросая исписанные листы на произвол стихий.
Признаков битвы не было видно: ни мертвых изрубленных тел, ни сгоревших крыш. Стоял приятный денек.
– Друг, – сказал Леший, – ты не позволишь мне самому сообщить Гьюки, что один из его воинов погиб?
– Не могу, – ответил викинг. – Если об этом сообщишь ты, его братья решат, что я знал, но промолчал. – Викинг поглядел на Элис. – И на вашем месте я бы вообще убрался отсюда подальше.
