Василий Кнежин - Игра в людей

— Как поживают твои проекции в комнатах любимых дел?

— Так тебе было известно, что так будет?

— Нет конечно. Но тебя порой кто-то подменял, и я решил не вмешиваться, иначе этот кто-то мог почувствовать опасность для себя и с боями захватить тебя скорее.

— Их было трое. Вначале я всех запер, потом двое обезумели и я их… в общем, их нет. Третий оказался умен, заявил о себе всего лишь раз, а потом смолк.

— Кто он?

— Тренер.

— А что тебе теперь дает энергию к жизни?

— Мой сон про новое любимое дело в действительности оказался не о музыке, а о любви. Я понял, в чем сделал ошибку, и почему появились сущности. Я заменял ими себя и в сущности стал автоматом, вместо того, чтобы любить то, что мне нравится. С Астой я такой ошибки не допущу. Я буду любить ее, источать свою любовь к ней.

Кедр никак не прокомментировал мой спонтанный душевный всплеск. Я понял, что сказал только после того, как закончил говорить. Да. Любовь к Асте будет давать мне силу жить. Наверно, я сейчас выгляжу как самодовольный подросток, ожидающий похвалы взрослого.

После некоторого раздумья Кедр заметил:

— У тебя есть большие склонности к трансперсональной деятельности. Я был удивлен, когда ты вошел ко мне в сновидческую реальность. Долго ты там не пробыл, но это придет с опытом. А пока тебе необходимо найти совершенно иной способ энергообмена с Миром, иначе твоя внутренняя война разрушит тебя.

— И как будет выглядеть переход?

— Заранее это неизвестно.

— Ты говорил про подарок тебе. Что я должен сделать?

— Мне нужно было посмотреть на тебя перед отъездом. Ты редчайший экземпляр.

Кедр замолчал. Повисла звенящая пауза, нарушаемая потрескиванием камина. Иногда с пшиком на стальную подкладку впереди камина вылетали брызги, тут же гасли, обращаясь в черные комья.

Мой разум витает где-то далеко. Не дождавшись от меня комментария, Кедр сказал:

— Игра в Людей это тяжелейшая из игр, потому что в ней приходится открывать чужие души, и каждая как ящик Пандоры. Но чужие души это еще полбеды. Главнейшая опасность в том, что со временем Игроку придется открыть свою душу и встретиться с ней. Тебе будет предстоять выбор: подняться на уровень выше, или продолжить страдать чужими душами. Твой шанс перехода мал и короток, успей его разглядеть.

Я приехал от Кедра вечером субботы, в беспамятстве рухнул в кровать. Проснулся, побрился, поел. Одиннадцать утра. Звонил Гош и странным голосом говорил, что благополучно добрался от Кедра домой. Теперь мы с ним встретимся только на испытании. В папке "сообщения" одно новое. Неизвестный номер. "Ты боишься? Разум". Я отшвырнул от себя телефон.

Аста, вот что целиком поглотило мои мысли. Волна живой красоты и силы. Мы должны были встретиться, я это знал.

И она пришла ко мне, извинялась за ту грубость. Мы целый день провели в жаре наших энергий и говорили о многом: о нас, о чувствах. Аста спросила, как я к ней отношусь, я ответил, что люблю ее.

— Странно. Не ожидала от тебя слов о любви.

Она не на шутку встревожилась и оставшееся время вела себя так, словно хочет и не может о чем-то сказать. Как ребенок, разбивший вазу, и пытающийся признаться родителю в этом прежде, чем он увидит это сам. Я пытался узнать, что она скрывает, но Аста упрямилась, а потом и вовсе соблазнила меня, чтобы отвлечь от этой темы. Мне было холодно без ее тепла, и я согласился. Я наметил на будущее разговор с Константином, и энергия понадобится мне, как никогда.

Аста провела у меня все воскресенье, и ушла утром понедельника, чувствуя приятное тепло от проведенной ночи. Она забрала карту памяти, поцеловала меня в губы, словно оставила печать для других женщин, и выпорхнула за дверь.

Я достал прощальный подарок Кедра. Нож сам выскочил из чехла и лег в ладонь. В пальцах сидит как влитой. В то же время оставлено небольшое пространство для роста ладони. И в пятьдесят лет нож будет в моей руке как свой. Я поводил лезвием по воздуху, представляя перед собой Константина.

— Я одолею тебя. — Сказал я невидимому Косте. — Я уже одолел тебя. Осталось прийти в назначенное место и время, чтобы увидеть это.

Мысли выстроились в порядок, голова чиста как никогда. До экзамена Гоша есть два дней, надо использовать их по максимуму. Я позвонил Ярославу.

— Доброе утро! Как настроение?

— Рабоче-сонное.

— У меня созрел в голове тренинговый проект, нужна небольшая консультация финансиста. Я хочу завести свое дело. Будет здорово, если ты меня сведешь еще раз с Константином.

— Отлично! — Он отвернулся от телефона, чтобы зевнуть. Мне послышались тихие причмокивания, после которых друг заговорил четким деловым тоном. — Так. Должен заметить, ты меня взбодрил этой новостью. Как скоро тебе нужна консультация?

— Сегодня. Я уже все продумал, нужны детали. Давай после работы, вы будете выходить, и тут подойду я. Только разыграй неожиданность.

— К чему неожиданности, я могу ему сказать и так.

— Нет, — сказал я. — Давай неожиданно. А то вдруг Константин отнекиваться будет.

— Я уверен, он будет рад помочь. Впрочем, как хочешь. Сегодня вечером в семь, какие дела будут — отменю. Ты у меня прежде всего.

Мы попрощались до вечера. Я мысленно провел план, как заведу Костю на откровенный разговор в глухой двор возле их фирмы. Сама фирма находится на набережной возле канала, рядом есть довольно глухая улочка, куда смотрят почерневшие от пыли два окна и разбитый ржавый уазик. Дом на улочке расположен буквой "П" и одной стороной он выходит на набережную. В нем есть тупик, который был сквозным проходом через дом, но по каким-то причинам его заделали. Из-за шума воды разбирательство не будет слышно снаружи, а дом закрыт на реконструкцию с начала времен.

Ближе к часу икс позвонил Арнольд Николаевич. Он говорил с Гошем и тот сообщил об окончании обучения. Босс пообещал, что завтра пришлет машину прямо к подъезду. Что ж, сказал я. Хорошо.

Завтра будет завтра. А сейчас надо идти. В магазине я купил банку энергетика, заправлюсь дополнительно перед встречей. Кинул ее кожаный кейс-сумку. Она лязгнула об находящийся там нож. Как сегодня, я не одевался со дня устройства на работу к Арнольду Николаевичу. Брюки и рубашка, кожаный ремень и начищенные туфли — все черное, как уголь. Прохожие в метро опасаются встречаться со мной взглядами, мне захотелось поглядеть, что ж у меня такого на лице, но стекло вагонных дверей напротив меня слишком пыльно, а пробиваться к другому месту не хочется. Слишком напряжен, слишком сосредоточен.

Ближе к "Румба Интерактив" я помял лицо пальцами, постарался привести себя в добродушное расположение. Внутри себя я приготовил бочку с порохом гнева. Только мы очутимся с врагом одни, как она рванет.