Принцесса Намонаки - Мария Николаевна Сакрытина
Со стороны наверняка казалось, что принц такой стойкий – ни один мускул на лице не дрогнул, а я просто понять не могла, что происходит. Накрыло меня уже после, а тогда… Может, оно и к лучшему, что не сразу. Чего я ожидала, идя против императора? Что он радостно освободит мне трон? Говорю же, дура.
Я тоже не сопротивлялась. К чему навыки мечника, если тебя пришли убивать с маленькой армией? Красиво помереть в сражении? Я даже спрятаться недодумалась. При мне убивали девиц, которые оружием вообще не владели. Это была просто бойня.
Отмерла я, лишь когда передо мной на колени бросили Рен, обнажили ей шею и… Дальше я не смотрела, перемахнула через столик, залитый кровью и рисовым вином, встала перед Рен и рявкнула:
– Не сметь! – громко, яростно. На пару мгновений даже воцарилась тишина, пока начальник императорской стражи не заржал мне в лицо.
– Ах, Ваше Высочество, это ваша любимица? Ну, так мы ее тогда…
Дальше шли непечатные выражения, смысл которых был предельно ясен, хоть принц вовсе их не понимал. С Рен собирались позабавиться прямо здесь, при мне, ведь сильнее принца унизить невозможно.
У меня был только кинжал, а еще шпилька в волосах. Помню, Рен прохрипела: дескать, Ваше Высочество, пожалуйста, бегите, в ноги государю киньтесь… Что-то в этом духе. Дельный совет, ничего не скажешь.
Начальника императорской стражи я прямо там зарезала. Он все еще ухмылялся, захлебываясь кровью, а я уже кинулась к следующему, подныривая под меч. К гадалке не ходи, ясно, что там бы меня и убили. Случайно и вполне по закону: принц, считай, сам на меч бросился. Но императору это было невыгодно.
Он возник как из-под земли и рявкнул еще громче меня:
– Прекратить!
Все послушались, даже я.
– Брось, – приказал мне государь, взглядом указывая на кинжал.
Сама не понимая, что делаю, я разжала руки. Кинжал и шпилька мягко упали на влажные от крови циновки. В кричаще-звонкой тишине император подошел ко мне, покосился на Рен и покачал головой. Служанку отпустили.
Я почувствовала, как горло сжимается от слез. Государь взглянул на меня, и в глазах его ясно читалось: «Я же предупреждал», а вслух произнес – раздельно, словно выталкивая каждое слово:
– В монастырь. Завтра. Вечером. Готовься.
Готовиться? Молитвы, что ли, подучить?
– Дурень, – бросил мне император, еще раз оглядевшись. Трупы, кровь, женские тела. Наверное, будущие юрэй, станут ходить за мной толпами. – Я же говорил: играй тоньше. Нет, прешь как взбесившийся бык на пшеничное поле. Все, иди спать, Ичи. Отведите его. Служанку пусть тоже прихватит, куда мой сын без няньки…
Кто-то из солдат хохотнул, и тут же молнией сверкнуло лезвие.
– Идиоты одни вокруг, – пробормотал император через мгновение, вынимая из горла стражника кинжал. – Воспитываешь, воспитываешь, а все без толку. Дурни.
Взмахнув пурпурными полами домашней одежды, император удалился в полной тишине.
Меня увели сразу за ним. А потом, как обычно, была купальня, расстеленная постель, и Рен прислуживала, словно ничего не произошло.
Эта рутина окончательно добила, и меня накрыла истерика. Я просто села на кровать и завопила в подушку. Долго, пока голос не кончился. Слуги, наверное, решили, что я превращаюсь в какую-то местную нежить – она тоже орет, предрекая беду, а потом сама же эту беду и осуществляет. Но я просто вопила. Сидела, тряслась от истерики и даже заплакать как следует не могла. Слезы давили горло, но из глаз не шли.
Кто-то погладил меня по плечу, потом прижимал к груди, мягкой, женской. Я вдруг вспомнила такое же теплое присутствие, мягкие руки, спокойный голос. Она всегда стеснялась своей фигуры – слишком полная, «жирная», как она говорила, а я считала, что хорошего человека должно быть много. Она была хорошей, я – обычной. И про нас шутили: Толстая и Тонкая. Рядом с ней я смотрелась худышкой и рычала на всех, кто мою подругу обижал. Помню, как нашла парня, с которым она познакомилась по интернету и который назвал ее троллем на первом свидании. Нашла и…
Воспоминание пропало так же быстро, как появилось. Я наконец-то смогла заплакать. Я не помнила и ее имя тоже. Господи, я ведь и правда умерла! Чего же я тогда боюсь? Нужно было играть по местным правилам и не дергаться: хоть полгода, но жизнь была бы спокойной. Да она бы просто была! И никто бы не погиб из-за меня. Зачем я это делаю? Зачем сопротивляюсь?
– Тише, принц, – говорили мне мягким женским голосом, но, увы, не тем, не из воспоминания. – Тише… Дышите глубже… Вот так.
Мне в губы ткнулась фарфоровая чаша, и я мотнула головой. Хотя, наверное, закончить все это было бы даже лучше. Легче уж точно.
– Это просто вода, – объяснили мне. – Хотите, чтобы я ее попробовала?
Вместо ответа я подняла взгляд и прохрипела:
– Мэйлин… Зачем вы здесь?
– Вам плохо, – ответила она, словно само собой разумеющееся. – Где еще мне быть?
– В безопасности, – прошептала я, хватая чашу и жадно приникая к воде. – Уходите, здесь опасно. Уходите подальше от меня. Вы были правы…
– Тише… – Она осторожно погладила меня по голове и мягко сказала: – Вы знаете, что человек, поставивший вам защиту, очень вас любит?
– Что?
– Но я все еще могу избавить вас от этого, – продолжала она, словно не слышала.
И коснулась того места на голове, где боль стреляла особенно остро. Сильная, вечная боль, к которой я умудрилась даже привыкнуть в последние дни. Мэйлин на что-то нажала, и какое невозможное облегчение почувствовала я, когда эта боль прошла!
– Мэйлин, вы Шепчущая, – выдохнула я, хотя и подозревала, что это был обычный массаж головы.
– Ну конечно, – ответила она без улыбки. – Все в моем роду ими были.
– А государыня знает?
– Конечно, королева знает. Принц, что с вами? Все знают. – Кажется, впервые мне удалось ее удивить.
Я слишком устала, чтобы объяснять.
– Что знают, Мэйлин? Что за род? Государыня сказала, что вы сирота, у вас нет родственников.
– Да, принц, – вздохнула она. – Откуда же им взяться, если покойный повелитель Лянь всех казнил, забрав у моего отца трон?
Я закрыла глаза и очень осторожно переместилась с ее коленей на кровать. Нащупала шпильку под подушкой, открыла глаза и прямо посмотрела на мою несостоявшуюся императрицу.
– Хотите мести, Мэйлин? Поэтому вы здесь?
– Нет, – тихо ответила она. – Нет, не хочу. Месть не вернет моих умерших
