Артем Тихомиров - Ожог
— Я уверен.
— Ладно. Пойдем дальше… Вы были в хороших отношениях с Ксенией?
— В хороших. Мы вместе… спасались от Галины, когда она становилась совсем чужая. Я…
Авеличев шумно вздохнул. Максим решил, что он старается не заплакать.
— А потом между вами все изменилось? Правда? Это написано в дневнике.
— Однажды я понял, что Ксения меняется. В одно утро, я увидел в ее лице отпечаток лица Галины. Словно моя жена в нее вселилась… Я перепугался.
Думал, что это у меня проблемы с головой, а потом это повторялось все чаще.
Ксения начала выключаться, точь-в-точь как было с ее матерью. Характер Ксюши испортился. Она стала меня ненавидеть. Мы жили как враги… Я боялся ее, да, боялся, что она спалит меня, как ту кошку… Целыми неделями после окончания школы у Ксюши это длилось… Я сообразился, что все началось сызнова…
— Кошку? Какую?
— Соседскую. С первого этажа. Рыжая тварь все шлялась по подъезду и орала ночами. Так Ксения ее однажды спалила и мне похвасталась… то есть, не она похвасталась, а то, что было в ней, эта мерзость. Я вышел в подъезд посмотреть… От кошки остался один пепел, небольшая кучка на втором этаже.
Ксения смеялась. Дух приобрел эту способность, так я думаю, потому, что стал ближе к нам. Я и сказал вам, что с людьми возгораний не было, все, что я знаю, это кошка…
— Ладно, хорошо. А как ваша дочь от вас ушла?
— Сказала, что я ей до смерти надоел, что я старый ублюдок. Почти так же говорила и жена когда-то, перед смертью. Я спросил, на что Ксюша жить будет, а она ответила, чтобы я катился ко всем чертям. Парень у нее был, деньги у него водились, и он ей снял квартиру.
— Почему ваша дочь покончила с собой?
Старик не сразу заговорил. Максиму показалось, что он нарочно выдерживает театральную паузу. Авеличев вынул платок, протер глаза.
— Ксюша мне иногда звонила, и мы разговаривали. Нормально разговаривали, без злобы. Но это было редко. Дочь сообщала мне, как там у нее с учебой. Бывало, извинялась. Я просил ее вернуться, а она отвечала, что не может…
— Она все знала?
— Знала и чувствовала, я думаю. Может, поэтому и ушла. Мать, которая наладила с ней контакт, наверняка хотела меня убить. Дочь спасала меня…
— Откуда вы знаете, что это ваша жена была?..
— Мне ведь тоже сны снились разные. Галина являлась часто после смерти и шептала, что я так просто от нее не отделаюсь, что она еще спросит с меня старые долги. Дескать, горюшка хлебну досыта. И Ксения якобы ей поможет…
Она пыталась, но так как дочери не было уже здесь, то у Галины силенок не хватило.
Авеличев протянул руку и включил настольную лампу. Возник неровный круг желтого света. Хозяин квартиры внутри него казался древним страшным существом, троллем, злым волшебником, корпеющим над книгами с заклинаниями.
Авеличев расстегнул пуговицу на левом рукаве и закатал его до локтя.
— Вот что она сделала. Только пыталась. Ожог второй степени.
Максима передернуло. От запястья до локтя кожа была точно расплавлена, размазана. Островки розового перемежались с желтым, под тонким слоем наросшей кожи виднелись синие сосуды.
— Она загорелась после одного из звонков Ксении. Я сначала ничего не понял. Боли не было. Рука как будто засветилась. Я побежал в ванную, сунул руку под струю воды и закричал… Не от боли, а от ярости. Я прозвал Ксению.
Я несколько раз повторил ее имя — и пламя погасло. Дочь мне помогла, хотя жила, можно сказать, на другом конце города.
— Думаете, она остановила то, что наслала на вас Галина?
— Не сомневаюсь. — Авеличев опустил рукав и застегнул пуговицу. — Огонь потух, появилась боль, я потерял сознание в ванной, а когда очухался, позвонил в скорую. Вот что я вам скажу… Если вы думаете о том, почему погибла моя дочь, не считайте это самоубийством из-за того, что она была ненормальная. Моя дочь не повесилась бы из-за какой-нибудь депрессии. Она убила себя, чтобы не стать такой же, как мать. Она сражалась с этим, а когда поняла, что проигрывает, решилась умереть. Только так можно было держать зло под контролем.
— Выходит, она зря умерла, — сказал Максим. Он делал старику больно, но сейчас его больше интересовала истина. История с призраком была практически завершена, остались некоторые мазки, чтобы целиком воссоздать цепь событий.
Возможно, встречаться с Шевцовым вообще нет необходимости. — Стало еще хуже.
Гибнут люди. Дух обретает силу. Его надо изгнать. Что нужно делать?
— Не знаю. Я над этим думал, но раз со смертью моей жены и дочери чудовище не исчезло, то, наверное, ничего не сделать.
— Мы пробуем войти с призраком в контакт. С кем мы общаемся?
— Скорее всего с Галиной. Или с тем духом. Но они могли и слиться.
Понимаете, это уже не тени людей, они — части проклятия. Как я еще могу это описать? Не знаю! Я удивляюсь, почему до сих пор жив. Вы говорите, несколько людей сгорело, — и не рассказывайте, я не хочу знать про них, — так почему не сожгли меня?
Максим качнул головой.
— Тетрадь вашей дочери у меня. Сначала она была у моего друга, и он умер. Призрак замучил его, почти лишил рассудка, а потом сжег. Если в этой вещи что-то есть, то проклятие может передаваться через нее.
— Чего проще? — рассмеялся Авеличев. — Уничтожьте ее. Вещи мертвецов — штука опасная.
— Я хочу разобраться!
Старик вновь подался вперед.
— Когда вы появились, я подумал, что вы или ненормальный, или наркоман.
Псих. Больной. Вы видели себя в зеркало? Если это все тетрадь, то уничтожьте ее…
— Мне сняться страшные сны. Почти такие же, какие вы описывали…
— Я об этом и говорю. Не стоит с этим шутить. По-моему, вы не понимаете, во что ввязались. Скоро будет поздно, товарищ писатель. Оно завладеет и вами, а потом, как вы и намекаете, выбросит как пустую упаковку… И перекинется, если уже не перекинулось, на тех, кто рядом.
Прекратите это сами. Или оно вами уже управляет?
— Не имею понятия, — признался Снегов. — Тетрадь была у подруги Ксении, потом, якобы случайно, попала к ее парню, а от него к моему приятелю. Сейчас дневник у меня. Что меня ждет?
— Вы обречены, если не остановитесь сейчас, — сказал старик. — Или если дух перешагнул последнюю линию, обречены сто процентов!
Вдруг он действительно перешагнул? Его способность влиять на материальные предметы возрастает.
Вновь Максим увидел себя, отчаявшегося и готового на все ради вдохновения. Насколько сильно он приказывал себе в прошлом забывать страшные моменты своей писательской жизни? Что он получал в довесок к музе? Какова цена?
— Мне нужно осмотреть вещи Ксении, которые вы забрали из ее квартиры, — сказал он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});