Лют - Дженнифер Торн
– Ты давно хотел со мной разделаться, так вперед! Стреляй, чертов трус! – Его тень тянется за ним бесконечно длинной мантией.
– Не много ли ты о себе возомнил? – кричит в ответ Хью. – Думаешь, раз ты – последний из Клеров, то не умрешь?
Последний герой. Имя Мэтью помечено крестиком, значит, он под защитой острова. Меня накрывает облегчение – как свежий ветер в лицо.
– Лют тебя не убьет, – злобно бормочет Хью, – а вот я – как не хрен делать.
– Так стреляй, мать твою! Мэтти, нет! – срывается с моих уст. Хью поворачивает голову в мою сторону, его глаза, как и небо над нами, ежесекундно меняют цвет, на лице явная растерянность. Вновь обращаюсь к Мэтью: – Прошу, дай мне поговорить с ним. Седьмой жертвой должна стать я, за этим я здесь и нужна.
Мэтью закрывает глаза, мучительно обдумывая мои слова, и прячется в сумраке подъездной аллеи.
– Жертва – не ты, – кричу я мужу. Забыв о предосторожностях, сбегаю по ступенькам, перепрыгивая сразу через три. В конце концов, я просто умру. Одно неловкое движение, и все закончится.
– Я, я, – холодно усмехается Хью. – И всегда ею был. С той самой минуты, когда погиб Энди Бланшар. С того самого дня, когда мать впервые потащила меня к могиле моего брата. Это я. Но я боец. Неужели ты меня совсем не знаешь?
– Думала, что знаю. – Можно было выразиться мягче, обходительнее, но все, что мне осталось, – голая правда.
Всю жизнь я смотрел, как люди сдаются, принимают свою участь, ложатся и подставляют шею под топор. Но я никогда не покорюсь, вот тебе мое слово. Я не просил рожать меня на этом острове, не просил такой судьбы. – Хью бредет назад, огибает дом. Он плачет. Вытирает лицо рукавом и в этот момент до того напоминает Чарли, что у меня болезненно сжимается сердце. – Джессика уехала, почему я не могу?
Я осторожно следую за ним мимо огороженного двора к лужайке. Не указываю ему на то, что на острове он оставался по своей воле и счастливо прожил здесь целых семь лет, пока не пришло время платить дань.
– Я был в бегах, когда мы познакомились, – напоминает он.
– Знаю. И тогда знала. Сразу поняла, глядя на тебя.
– Вот как? – Хью помахивает револьвером, я пячусь. – И как по-твоему, Нина, почему в тот вечер я оказался на той палубе? Зачем туда пришел?
Наверное, чтобы побыть в одиночестве. А потом увидел меня и подумал, что я собираюсь броситься в море, но с чего он так решил? Я часто спрашивала себя об этом, а теперь знаю. Читаю ответ во взгляде Хью, в его позе, в том, как он даже сейчас пытается набраться храбрости для прыжка.
Я не мог заставить себя остаться на острове в День «Д», но мучился стыдом за то, что сбежал. – Он вяло машет рукой с револьвером в направлении маяка. – Знаешь, он прав. Я трус, жалкий трус, надеявшийся избавиться от страха, убив себя. Но не в этот раз. Я буду жить. Будь проклят этот остров! – Хью выкрикивает это во весь голос, и его слова эхом отражаются от стен дома. Слезы градом катятся по его лицу. Мои глаза сухи. – Это нужно остановить! – кричит он. – Я должен положить конец уплате дани!
– Ладно, – киваю я, медленно приближаясь. – Давай остановимся прямо сейчас. Все закончено, так?
Хью опускает револьвер – совсем чуть-чуть.
Потом еще немного.
– До захода солнца считаные минуты. Посмотри на небо.
Он обреченно смеется. Рука с оружием расслабляется. Хью приседает на корточки и аккуратно кладет револьвер на траву. Встает, на шаг отступает. Я выдыхаю.
Над нашими головами раздается грохот. Вслед за ним слышится тонкий пронзительный крик. Детский крик. Я резко разворачиваюсь, выкрутив шею, и в угасающем свете дня вижу ее.
Крохотное тельце Эммы болтается на карнизе под окном нашей спальни; она словно фея, потерявшая крылышки. Пальцы отчаянно цепляются за выступ, ножки бьют по воздуху, изо рта рвется вопль ужаса, она все кричит, и кричит, и… Та трещина в стекле. Должно быть, Эмма смотрела на нас и надавила на него, трещина поползла дальше, стекло лопнуло, и ребенок вывалился из окна. Это с самого начало было западней. Для нее, для моей малышки.
– Эмма, держись! – кричу я. – Не разжимай ручки! Я иду к тебе!
Хью хватает меня за плечо, разворачивает к себе.
Ты уже не успеешь.
21:36
Он прав. Не успею – если побегу к ней. Хью наклоняется, шарит рукой в траве, но я оказываюсь проворнее и выхватываю оружие изпод кончиков его вспотевших пальцев. Я пока сама не знаю, что делаю, моей первой задачей было отобрать револьвер, однако Хью пятится, вскинув ладони.
– Тогда, на лайнере, ты собиралась прыгнуть в море? – неожиданно задает вопрос он.
Сглатываю. Во рту вкус крови: прикусила язык.
– Не знаю, – лгу я.
Когда я увидел тебя на палубе, то понял, что все не случайно. Я должен был оказаться там, чтобы остановить тебя, чтобы спасти. – Он горько усмехается. – А на деле это ты меня спасла. Понимаешь? – Мой взгляд мечется между Хью и Эммой. – Ты всегда знала, верно? – Его глаза проясняются, светятся добротой. – Ты никогда не задумывалась, что привело тебя сюда? Так захотел Лют, Нина. Когда мы встретились, ты ничего не имела, ничего из себя не представляла, но Лют подарил тебе семь лишних лет жизни, и каких прекрасных, правда? Тот финал, любимая, который ты заслужила, а не самоубийство, не падение с корабля. Я чертовски благодарен острову за тебя. – Эта его улыбка, прищур янтарных глаз. Это Хью, и он мой. – Ты подарила всем нам этих детей, и теперь ты здесь, чтобы их спасти. Все к тому и шло. Чувствуешь? – проникновенно спрашивает он и подходит на шаг ближе.
И, да, я чувствую. Все так. Чувствую, как откликается мое сердце. Я поняла – здесь и сейчас, на исходе дня «Д», я все поняла. Впервые в жизни я ощутила истинную цель. Смысл моего существования.
Хью тянется ко мне так же осторожно, как я несколько минут назад. Берет меня за руку, ту, что с револьвером, и направляет дуло мне в висок.
– Лют выбрал тебя, – говорит он.
– Выбрал, – повторяю я за ним. – Ты прав. Эмма опять кричит. Хью отпускает меня, оглядывается на дочку, в глазах отчаяние.
Ну же, Нина, скорее! Я нажимаю на спусковой крючок. Отдачей от выстрела меня бросает назад, но я все равно смотрю наверх, на окно, из которого
