Елена Артамонова - Большая книга ужасов – 54 (сборник)

Раскрыв лежавшую на столе книгу, он начал нараспев читать длинное заклинание. Виктория послушно повторяла вслед за Часовщиком фразы на каком – то древнем, непривычном для слуха языке. Тревожно замигали огоньки свечей, в подземелье заметно похолодало.

– Ты чувствуешь их присутствие? – Дмитрий Дмитрич отложил книгу. – Они собрались, они готовы одушевить металл. Помоги им, Виктория. Твоя кровь и твое дыхание оживят автоматы.

– Не делайте мне больно! – отшатнулась боявшаяся уколов и зубных врачей Барышева.

– Во имя всепобеждающей любви… – Старик схватил Вику за руку и притянул к чаше, а затем провел кинжалом по Викиной ладони. – Имя…

– Что? – не поняла Вика.

– Имя человека, чью душу ты хочешь пригласить в это тело.

– Он так и не пожелал представиться. Для нас он был Незнакомцем в Черном, – сообщила Барышева, искоса рассматривая пораненную руку.

– Властью, дарованной Кристаллом Ночи, повелеваю – дух, именующий себя Незнакомцем в Черном, и вы, свободные духи, пришедшие на зов, – войдите в новые тела! – Часовщик простер руку, указывая, куда следует направляться привидениям. – Теперь, Вика, нанеси по капле крови на бронзовые тела, поцелуй каждого в лоб и произнеси: «Дарую тебе облик человеческий и жизнь человеческую».

Вика подошла к помосту, поднялась на цыпочки, поочередно целуя восковые лбы истуканов, и трижды дрожащим от волнения голоском повторила:

– Дарую тебе облик человеческий и жизнь человеческую…

Часовщик взял ключ, которым обычно заводил свои автоматы, приблизился к куклам и с лязгом завел их пружины.

– Сердце бьется, жизнь идет… – пробормотал он.

Стоявшие по краям помоста манекены преобразились. Они были все так же неподвижны, но теперь я бы мог поклясться, что вижу не кукол, а повернувшихся ко мне спинами живых людей. Только центральный автомат по – прежнему выглядел как грубо сделанная игрушка. Барышева тоже заметила неладное:

– А как же он? Тот, ради которого я помогала вам?

Часовщик подошел к манекену, внимательно осмотрел его, постучал пальцем по лбу, поднял и уронил безжизненную руку:

– Не пожелал. Глупец! Лучше иметь хотя бы такое тело, чем болтаться по миру привидением. – Ожившие автоматы согласно закивали головами. Помолчав, старик добавил: – Я повелеваю только душами тех, кто отдался моей власти добровольно.

– Вы обманули меня!

– Нет. Ты сама знаешь, что это клевета. Обвиняй во всем своего Незнакомца.

Барышева расплакалась, утирая нос рукавом шикарного платья. Часовщик погладил ее по голове и заговорил вкрадчивым, просительным тоном:

– Сочувствую тебе, Виктория, но надо уважать чужой выбор. Впрочем, из – за строптивости нашего гордого призрака я тоже оказался внакладе – получилось, что мы с Петром зря собирали сложнейший механизм. Давай – ка, Вика, повторим ритуал и пригласим в металлическое тело какого – нибудь более сговорчивого духа.

– Нет-нет! – она энергично замотала головой. – Я больше не могу. Мне и так очень плохо… Почему бы вам не повторить все без меня?

– Для одушевления «слуги» нужен живой человек, его горячая кровь, его дыхание, его страсть. Сперва я выбрал в помощники стоящего сейчас у двери юношу, но когда понял, что в его душе слишком много рационального спокойствия, то решил найти более тонкую натуру, одаренную талантом страстно желать. На эту роль могла бы подойти и ваша подружка Света, но ей не требовалась помощь, а ты в ней нуждалась.

– Почему мне так не везет в жизни!

Барышева попыталась подойти к манекенам, но неожиданно пошатнулась и вновь уцепилась за край стола. Ее взгляд затуманился, а ноги ослабли.

– Что со мной? Что?! Зачем я выпила эту гадость? – Вика медленно опустилась на пол. – Я не хочу, не хочу… помогите…

Подхватив бесчувственное тело, Часовщик водрузил его на стол и начал читать заклинания. Потом он поднес ко лбу Виктории засверкавший алыми всполохами перстень. Барышева вздрогнула, открыла глаза, поднялась со стола и походкой лунатика двинулась в сторону манекенов. Заметив множество горевших у помоста свечей, она остановилась, встрепенулась и с неожиданным энтузиазмом начала быстро открытой ладонью гасить трепетные огоньки. Старик наблюдал за Викой, не скрывая торжествующей улыбки:

– Отныне наша связь неразрывна, и ты, Виктория, поведешь меня дорогой, по которой не ступала нога смертного!

Разделавшись со свечами, Барышева вновь рухнула на пол. Сошедший с помоста манекен подхватил ее и понес в соседнюю комнату. Я понимал, что нам с Ариной давно пора уносить ноги из подземелья, но все медлил, дожидаясь, когда манекены посмотрят в мою сторону. Врага надо было знать в лицо – это существенно облегчило бы поиски и позволило бы не тратить время на фотосъемку. Однако ожившие автоматы и не думали оборачиваться, зато Часовщик все чаще поглядывал в сторону решетки, за которой скрывались мы с Ариной.

– Уходим, – решительно сказала она и устремилась в непроницаемый мрак подземного хода.

Мы двигались в абсолютной темноте, то и дело спотыкаясь и замедляя шаг. Напряжение возрастало, и я каждую секунду ждал зловещего скрежета решетки, представлял, как по нашему следу бесшумно крадется один из механических слуг Часовщика. Впереди забрезжило светлое пятно выхода…

– Почему нет погони? – недоумевала шагавшая впереди Арина.

– Не знаю. Мне кажется, просто так Дмитрий Дмитрич нас не отпустит. Но он очень хитер и выберет для ответного удара самый неожиданный момент.

День девятый. Возвращение незнакомца

Воспоминания о ночных похождениях не давали сосредоточиться на сегодняшних проблемах. Сидя за столом, я рассеянно жевал яичницу, представляя бледное, с огромными глазами лицо Барышевой, спины превратившихся в людей автоматов и вечную ночь подземелья.

– Петя, ты сегодня плохо спал? – мама положила мне на лоб руку, с тревогой посмотрела в глаза. – Ничего не болит?

– Нет, все нормально. Просто засиделся допоздна с алгеброй.

Интересно, что происходило сейчас в доме Виктории Барышевой? Может быть, мама Вики точно так же, сидя за обеденным столом, интересовалась ее самочувствием, а возможно, испуганная и встревоженная, обзванивала больницы в поисках пропавшей дочери? Решив, что разузнать подробности легче всего будет в школе, я торопливо оделся и вышел из дому.

До начала уроков оставалось еще минут сорок, и в школьном вестибюле тихонечко копошились только самые прилежные малолетки из младших классов. Я поднялся на третий этаж, швырнул у кабинета химии сумку с учебниками и уселся на подоконник. В коридоре не было ни одной живой души, и казалось, что школа опустела навсегда, оставленная утратившими интерес к жизни людьми. Шаги на лестнице отвлекли от грустных фантазий – по ступенькам неторопливо поднималась сама Виктория Барышева.