Виктор Точинов - Стая

Как обычно и бывает в маленьких городках, с победителем у четверки нашлись общие знакомые – один был знаком лично, хоть и не слишком близко, другой учился в ПТУ с женой счастливчика, правда, на разных специальностях, у третьего шурин в свое время продал машину будущему четверть-миллионеру.

Разговор был оживлен и довольно бессвязен:

– …Дык, Колян, прикинь, мы вооще в сауне были, ну что у автопарка…

– ..Эт щас она ничего, а тогда была мочалка мочалкой, одна радость – сиськи большие…

– …Так вот, шурин-то…

– …И тут Васяня на мобилу звонит: дескать, ящик врубайте…

– … Я сам к ней клинья бил, да не успел, пошел на первую ходку…

– …Нет, слушайте, шурин и говорит…

– …Ну, мы видак отключили, НТВ ловим, гля – Кролик сидит, во весь экран рожа…

– …А вернулся, она за этого придурка уже…

– …Да подождите, я про шурина-то…

Мелодично запиликал сигнал. Четвертый камуфляжник, у которого не нашлось с Кроликовым общих знакомых, посмотрел на маленький черно-белый экран. Снаружи, перед дверью, – молодой человек в сером костюме. На голове кепка, несколько с костюмом дисгармонирующая, – яркая, с длинным козырьком, наполовину закрывающим лицо. У ног кейс, в руке папка. Коммерческий агент, не иначе. Причем на этой стезе недавно. Не то знал бы, что без особой нужды давить кнопку на железной двери небольшого двухэтажного особнячка не рекомендуется. Особнячок – целиком – занимало частное охранное агентство «Восточный щит» и коммерческих агентов тут не жаловали.

Но в сегодняшнюю жару вставать и идти учить щенка хорошим манерам не хотелось. Кондиционер кондиционером, но на улице еще хуже. Полная Сахара. Четвертый охранник гаркнул на коллег «Ша, уроды! Достали со своими шуринами…», надавил кнопку и сказал в микрофон:

– К кому?

Динамик ответил слегка искаженным голосом:

– Пакет для Крымаря Александра Анатольевича. Он на месте? – молодой человек приоткрыл папку, демонстрируя пресловутый пакет.

А. А. Крымарь числился генеральным директором «Восточного щита», но на деле был лишь вторым человеком в агентстве. Командовал всем не занимавший официального поста человек, известный под прозвищами Джазмен и Витя Кингисеппский.

– Нету его, когда будет – не докладывал.

– Но расписаться-то в получении кто-нибудь сможет? – настаивал молодой человек.

– Сможет, сможет… – сказал охранник, уже отпустив кнопку микрофона и лениво направляясь к двери.

Остальные принялись с жаром обсуждать перипетии выигрыша, все более склоняясь к выводу, что столько денег Кроликову абсолютно ни к чему. Просто обязан Кроликов поделиться, – и в первую очередь со старыми знакомыми жены и родственниками людей, продававших ему машины. На экран, демонстрирующий пространство перед входной дверью, никто не смотрел. На другой – с видом коридора, который вел от входа к лестнице, и куда выходила дверь пультовой, – тоже не взглянул никто.

Это стало грубым нарушением инструкций – главной обязанностью дежурившей четверки было наблюдать в четыре пары глаз за мониторами, отражающими положение дел в особняке и вокруг него. Но нарушителям не суждено было оказаться уличенными в пренебрежении служебными обязанностями и получить заслуженное наказание…

Потому что дверь пультовой распахнулась, – и их начали убивать.

Глава восьмая. Никогда не экономьте на дверных цепочках

Я взялся за ручку и тихонько нажал на дверь – еще и еще, пока кто-то не сказал:

– Так, теперь довольно, просунь голову в дверь.

Просунуть-то я просунул, а сам думаю: сейчас ее и отрубят.

1.

Больниц в Ямбурге оказалось целых две – центральная районная, сокращенно ЦРБ, и стационар химкомбината.

Граев решил начать поиск с первой – благо, от автовокзала ее отделяло меньше километра. Он не ошибся, в справочной ЦРБ подтвердили поступление пациента по фамилии Крапивин.

Дальше началось непонятное. К пациенту Граева категорически не пустили. Не помог даже набор универсальных отмычек к человеческим душам – серо-зеленые бумажки с портретами заморских президентов. Дежурившая по отделению медсестра смотрела на них так, словно в Ямбурге до сих пор действовала статья УК, сурово карающая за владение иностранной валютой. Даже назвать палату, где лежал Крапивин, отказывалась.

Людмила, державшаяся поодаль, куда-то исчезла в самом начале попыток Граева улестить цербершу. Он удивился, увидев ее спустя недолгое время – шла по коридору уверенно, в белом халате и в бахилах, в руках пакет с печеньем и яблоками. Шла и совершенно не обращала внимания на препирательства Граева с дежурной. Глядя на ее уверенную походку, никто бы не усомнился, что женщина здесь не первый раз, знает, куда идет, и имеет на это полное право.

Он подыграл мгновенно: пошел на медсестру, как на амбразуру, качая права и угрожая жалобами медицинскому начальству, хамил двум выскочившим на громкие голоса санитарам, – и был в конце концов вытолкан с позором прочь.

Людмила прошла на отделение беспрепятственно.

Яблоки и печенье продавались внизу, в холле. Происхождение же халата с бахилами осталось загадкой. Надо думать, не весь персонал относился столь пренебрежительно к валюте бывшего потенциального противника.

Граев ждал Людмилу у больничного корпуса, наблюдая, как мимо ковыляет на костыле мужичонка в пижаме гнусно-серого цвета. Тот помялся неподалеку, опасливо поглядывая на Граева. Потом наконец решился, и ловко, несмотря на загипсованную ногу, нырнул в кучу сваленного у забора хлама, густо проросшую бурьяном. Повозился там и заковылял обратно, – к поджидающим его двум жестикулирующим фигурам в таком же больничном прикиде. Серая ткань на талии у мужичка натянулась и явственно обрисовала силуэт поллитровки…

Людмила вышла – уже без халата, бахил и пакета с передачей. И сразу объявила:

– В палате не Крапивин!

– Кто же?

– Понятия не имею… Лежит забинтованная с ног до головы личность, вместо головы – марлевый шар, а на спинке кровати табличка «Крапивин И.С.». Но не он, совершенно точно…

– Табличка… – недоверчиво протянул Граев. Насколько он знал, в провинциальных больницах такие вещи в ходу не были.

– Вот-вот… В палате, между прочим, еще три занятых койки – и ни на одной подобного украшения нет…

Наблюдательная, мысленно похвалил он. И спросил:

– О чем же вы поговорили с этим лже-Крапивиным?

– Ни о чем. Я сразу извинилась, сказала, что ошиблась палатой… И ушла.

– Не понял. Как же вы его разоблачили?

– По глазам. У Крапивина – настоящего – глаза очень характерные, голубые-голубые… А у этого – черные, цыганские.