Джулия Плек - Древние. Возвышение

В результате его смекалки и дальновидности все важные стороны жизни Нового Орлеана зависели теперь от него. Торговля, строительство, законодательство. Элайджа Микаэльсон стал живым, пульсирующим сердцем города. А потом он однажды понял, что ведьмы больше не в силах поддерживать свой запрет на инициацию новых вампиров, и это доставило ему особое удовольствие. Создавая вампиров, он испытывал специфическую радость. Семья была ядром его мира, но создание общины тоже имело свои преимущества. У Элайджи появилось все, чего он желал, и теперь у него была Ава, которая, казалось, воплощала собой все то, о чем он мечтал.

Она удовлетворенно растянулась поперек кровати с балдахином, и мерцающий свет пламени камина пятнал ее кожу причудливыми узорами. Но, едва коснувшись вновь этого прекрасного тела, Элайджа услышал доносившиеся снизу вопли и грохот. Он мгновение помедлил, надеясь, что все образуется само, перейдя в привычные звуки гулянки, но суматоха лишь нарастала. Элайджа смутно припоминал, что несколько минут назад тоже слышал какие-то стуки и крики. Может, все началось уже тогда, но он не обратил на это внимания, потому что был очень занят.

Ава запротестовала, когда Элайджа встал с постели, и блеска ее кошачьих глаз оказалось почти довольно, чтобы он решил на все плюнуть. Однако, не реагируя на тревожные признаки, он никогда бы не достиг власти, поэтому пришлось, извинившись, натянуть на себя разбросанную одежду и отправиться в переднюю.

В общем гуле можно было различить голоса брата и сестры. В какофонию вплетался отчетливый треск, а еще Элайджа уловил запах дыма. Придется настроиться на то, чтобы разобраться с происходящим, и оставить Аву на эту ночь в одиночестве.

Именно готовность справляться с проблемами привела к тому, что он, а не испанцы был сейчас тут главным, но иногда его приводила в бешенство необходимость за все отвечать. Элайджа бросился вниз по винтовой лестнице. Ноздри жгло от вони дыма, которым тянуло из его кабинета. А ситуация там становилась все опаснее: кроме портьер, горели расположенные по обе стороны от окна книжные шкафы, и было видно, что многие книги уже невозможно спасти. Он заметил, что пострадали не только обуглившиеся стены и книги, – были и другие разрушения. Его письменный стол – тяжеленный, из древесины каштана, который весьма непросто сдвинуть, – стоял косо, а запертые ящики оказались выдвинуты. Значит, пламя вспыхнуло не в результате неудачного стечения обстоятельств: когда это произошло, кто-то рылся в его вещах.

И Элайджа догадывался, кто это был. Ребекка, возможно, и спровоцировала ситуацию – вечно она не может сдержаться, – но разгром в кабинете наверняка работа Клауса. Никто больше не отличается такими способностями создавать вокруг себя хаос.

Хотя Элайджа и обладал сверхъестественной быстротой и силой, ему все равно потребовалось несколько минут, чтобы потушить огонь. Потом он выскочил из кабинета в переднюю, где Ребекка и Клаус сцепились в совершенно бессмысленной драке. К счастью, ни у кого из них не было ни серебряного кинжала, ни кола из белого дуба. Лишь эти два вида оружия способны свалить Древнего вампира, а так брат с сестрой могли только разозлить друг друга да выставить себя дураками. Раны-то заживут, а вот неловкость останется.

Элайджа схватил Клауса за шиворот и отшвырнул его, а потом шагнул вперед и поставил ногу на грудь Ребекке. Услышав, что Клаус пытается встать, он предостерегающе вскинул руку.

– Хватит, – сказал он властно. – Вы двое не уйметесь, пока дом не спалите. В чем дело?

Брат и сестра заговорили разом, и, чтобы заставить их замолчать, снова пришлось дать волю рукам. Потом Элайджа скрепя сердце указал на Клауса. Он охотнее выслушал бы сперва Ребеккину версию событий, почти наверняка более точную, но Клаус ни за что не даст сестре говорить. Эта маленькая уступка поможет восстановить мир.

– Наша сестричка пошла вразнос, – презрительно выплюнул Клаус. – Я попросил ее помочь мне в поисках одной безделушки, а она стала таскаться за мной по всему дому и накинулась на меня, как какая-то сумасшедшая.

И Клаус, к изумлению Элайджи, бросился прочь из комнаты, не дожидаясь ответа и расшвыряв по дороге оставшихся гостей.

– Он совсем ума лишился, – заявила Ребекка, снимая с себя ногу Элайджи (тот не сопротивлялся) и садясь. – Не знаю, что он затеял, но то, что ему понадобилось, – не просто безделушка. Слишком сильно он хочет это найти.

В ее правоте не было никаких сомнений. Элайджа представления не имел, что там разыскивает Клаус, и почему ему так приспичило заполучить эту вещь именно сейчас, посреди ночи. Братцу следовало бы наслаждаться вечеринкой, а не разносить дом с какими-то дикими целями. Но что-то толкнуло его на подобные действия, и Элайдже пришлось неохотно признать, что придется докапываться, в чем дело.

Из спальни Элайджи донеслись звуки, недвусмысленно говорящие о том, что Клаус возобновил свои поиски, и они с Ребеккой направились туда. Быстрый взгляд сказал Элайдже, что Ава ушла, и он ощутил мгновенный укол разочарования – Клаус с его эгоизмом никогда не останавливался перед вторжением в жизни других людей.

– Брат, тебя никто не приглашал в эту комнату, – холодным многозначительным голосом предупредил Элайджа. – Что бы ни значила для тебя эта твоя безделушка, ты все еще член семьи, и такое поведение неприемлемо.

Кажется, он услышал, как брат хихикнул себе под нос, открывая при этом одежный шкаф Элайджи и начиная поиски. Элайджа понимал, почему Ребекка потеряла терпение и бросилась на Клауса, – похоже, пока он в таком состоянии, иначе до него не достучаться.

– Если бы знать, что он ищет, – прошептала Ребекка, встречаясь с Элайджей взглядом.

Она была права. Если бы они первыми обнаружили эту вещь, у них был бы какой-то рычаг воздействия на Клауса, чтобы тот… что? Извинился? Объяснился? Задумался? Все это маловероятно, владей они хоть какими рычагами шантажа.

Впрочем, все это неважно. В доме полно мощных артефактов, которые они собирали столетиями, и Клаус может разыскивать любой из них. Их мать была самой могущественной в истории ведьмой, а сами они – древнейшими и сильнейшими среди всех вампиров. Полезные, красивые и бесценные «безделушки» во множестве хранились в их доме, и они никогда не заметили бы пропажу одной из них, если бы не застали Клауса за поисками.

– Скажи нам, чего ты хочешь, брат, – велел Элайджа, полагая, впрочем, что это бессмысленно.

К его удивлению, Клаус высунулся из шкафа. Он выглядел почти вменяемым.

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое, брат, – саркастично отозвался он спокойным голосом, однако его голубовато-зеленые глаза горели страстью, которая, по мнению Элайджи, граничила с безумием. Возможно, Ребекка права, и их брат действительно рехнулся. Он так и не стал прежним после той ужасной ночи, когда погибла Вивианн Леше, но ведь в долгой жизни каждого из них бывали серьезные потери.