Сергей Пономаренко - Ведьмина охота

Мужчины вышли к карете, стоявшей на грунтовой дороге. Я не знаю, что мне делать: вернуться назад, к комиссару, или отправиться со следователем и врачом? Останавливаюсь на втором варианте. Врач мне интересен, я восхищаюсь его бесстрашием. Ведь он сам завел разговор о Потрошителе, рассказал о своем участии в расследовании его преступлений, хотя не мог не понимать, что следователь вполне может назначить его на роль убийцы. И он найдет способ заставить врача признать себя виновным в том, чего он не делал, как нередко случается и в наше время. Похоже, врач безумец.

— В управление! — приказал следователь, когда они забрались в карету.

Кучер в ливрее щелкнул кнутом, и экипаж тронулся. Врач вполне спокоен, а я не сомневаюсь, что в конце пути следователь не захочет расстаться с ним.

— Скажите, любезнейший, каким образом вы очутились в Англии, да еще в качестве патологоанатома?

— В детстве зачитывался книгами Даниэля Дэфо и Джонатана Свифта, они пробудили во мне тягу к путешествиям и подтолкнули к выбору профессии, как у небезызвестного Гулливера. Судовой врач — чем не романтическая профессия? Пришлось поездить по миру, что позволило мне набраться опыта. Думал бросить якорь в Англии и даже имел намерение жениться и открыть частную практику, но ничего не вышло. Надменные англосаксы к иностранцам относятся с предубеждением. У них столько комплексов и пронафталиненных правил — как у старых дев! Я по натуре оптимист. Пару лет попрозябаю в провинции, залечу сердечные раны и поеду в Буду завоевывать клиентуру.

— Выходит, вы до сих пор холостяк?

У следователя вид ищейки, почуявшей дичь. А как же: врач, холостяк, обиженный на женщин из-за неразделенной любви, постоянно путешествующий, — чем не подходящая кандидатура на роль Потрошителя?

— Как-то не сложилась семейная жизнь. — Врач беззаботно махнул рукой, словно отгоняя невидимую муху. — Вы упомянули в начале разговора дерби. Не означает ли это, что вы интересуетесь конными скачками, господин судебный следователь?

— Мой отец владеет племенным заводом, и его лошади каждый год участвуют в Большом Пардубицком стипль-чезе! Мои детство и юность прошли рядом с лошадьми. У меня собственная конюшня, и признаюсь вам, что, когда придет время, без раздумий уеду отсюда и продолжу дело отца. — Следователь оживился, видно, он и в самом деле большой любитель лошадей.

— Поразительно! Мой отец был управляющим конного завода графа Замойского, что в имении Старая Весь под Варшавой. Теперь там хозяйничает мой старший брат.

— О-о! Известный конный завод графа Замойского! Наслышан о нем. Знаменитые Крафтон и Кретан-Ред вышли оттуда.

— Отец хотел, чтобы я стал ветеринаром, и с детства привил мне любовь к лошадям. Вот только тяга к путешествиям оказалась сильнее. Какие породы лошадей разводит ваш уважаемый родитель?

Врач оказался достойным собеседником, к тому же ценителем лошадей, и разговор велся теперь только о них. Названия пород, какой-то нониус — я ничего в этом не понимала, и мне было скучно. Судебный следователь оттаял, признав во враче знатока лошадей и любителя скачек, увлекся беседой. А я теперь жалела, что не осталась с комиссаром. Но вот врач вытащил из кармана сюртука серебряную фляжку и предложил следователю:

— Прекрасный бальзам, настоянный на карпатских травах, мужчине придает энергию арабского скакуна. Не желаете ли попробовать?

— Скажете такое — скакуна! — рассмеялся следователь. — Но попробовать можно!

Врач отвинтил крышку, оказавшуюся стопкой, и ловко плеснул в нее напитка, что было непросто сделать в шатающейся из стороны в сторону и подпрыгивающей на ухабах карете.

— На здоровье, господин следователь!

Следователь стал смаковать напиток.

— Ничего вкуснее не пил, господин лекарь!

— Бальзам настоян на множестве горных трав и уникален по своим целебным свойствам, эффект от него вы почувствуете уже сегодня вечером. — Врач лукаво прищурился. — Обещаю, что привезу вам в подарок целую баклажку этого карпатского нектара!

— Буду вам весьма признателен!

Мужчины, передавая друг другу стопку, выпили до конца бальзам. Вскоре, остановившись в придорожном трактире, они плотно пообедали и выпили бутылку ракии. Беседа у них плыла, как вода в горной речке, перепрыгивая с обсуждения политических новостей на пикантные достоинства балерин львовского театра. Затем, по очереди сходив в отхожее место, они продолжили путь.

Врач вышел в пригороде Львова, пообещав следователю обязательно привезти карпатский бальзам. Я же осталась в карете, решив прокатиться по старому городу, посмотреть, каким он был в конце девятнадцатого века. Проехали через привокзальную площадь мимо помпезного здания железнодорожного вокзала, роскошью отделки подавлявшего находящиеся поблизости серые неказистые зданьица. Повернули, и вместо ожидаемых шпилей костела Святой Елизаветы я увидела пустырь. Поехали по улице Городоцкого, отличающейся от современной лишь оформлением и языком вывесок на магазинчиках, тянущихся бесконечной вереницей. Большинство названий — на польском и венгерском, вместо асфальта — грубая брусчатка, так что трясет немилосердно. Свернули и поехали вдоль трамвайной линии, тут дома и магазинчики попроще. Заметила вывеску с названием улицы — «Леона Сапеги». От необычных названий пестрило в глазах, следователь же после сытного обеда с благодушным видом спал, слегка похрапывая.

Наш маршрут довольно длинный. Проезжаем мимо учебного заведения с колоннами, но это не знакомый мне университет; потом минуем очередной костел с двумя башнями-близнецами, рядом с ним — приземистые монастырские постройки, однако, судя по тому, что у входа стоят жандармы, в них, скорее всего, размещается тюрьма. Затем вижу помпезное, в стиле ампир, здание банка, а в самом конце улицы — огромное трехэтажное серое здание. По обилию полицейских и жандармов в форме догадываюсь, что это и есть Главное управление полиции города.

Следователь просыпается, сладко зевает, потягивается — не спешит покидать экипаж. Лезет в карман, достает платок, и что-то падает на пол. Это скомканная бумажка, испачканная чем-то красным. Он поднимает и разворачивает ее, и на пол падает что-то сизое, кровоточащее. Дрожащими руками следователь расправляет бумажку, на ней написано: «Благодарю за приятную беседу. Очень рад знакомству, жаль, что оно оказалось непродолжительным».

Следователь наклоняется и рассматривает кусок кровоточащей плоти на полу.

— Боже мой! Это почка! Потрошитель был рядом, и я его упустил!

По злобному выражению лица можно догадаться, что он сейчас поднимет тревогу и всех отправит на поиски наглого убийцы, решившего над ним посмеяться. Но вдруг следователь успокаивается, нервно кусает губы. Видимо, желание не стать посмешищем в глазах коллег-полицейских и руководства пересиливает. Убийца столько времени был рядом, насмехался над его тугодумием, не сомневаясь в своей безнаказанности. А ведь на каком-то этапе их беседы следователь даже был готов арестовать врача, но не сделал этого! Возможно, преступник этого ожидал, и справиться с ним в одиночку было бы непросто. Хотя можно было призвать на помощь кучера. Горе-следователь бумажкой подхватывает почку и снова делает бумажный комок. Выйдя из кареты, выбрасывает его в урну и с важным видом входит в дверь полицейского управления.