Кассандра Клэр - Механическая принцесса

На какое-то время она будто ослепла. Глаза слезились, и тени у очага казались размытыми. Затем зрение прояснилось, и в горле Тессы застрял крик.

Она не ошиблась… Механический монстр выглядел почти как человек и напоминал толстяка в темно-сером костюме. Но тонкие, как палки, руки заканчивались лопатами, а голова была гладкой и похожей на яйцо. Там, где должно быть лицо, торчали два выпуклых глаза, но ни носа, ни рта не было.

– Кто ты? – голосом старухи спросила Тесса, потрясая в воздухе ухватом, который захватила с собой.

Внутри уродца что-то громко щелкнуло, и дверь тут же распахнулась, впуская миссис Блэк. На ней был тот же темный плащ, из-под капюшона выглядывало зеленоватое лицо.

– Что здесь происходит? – спросила она. – Ты нашел…

Она осеклась и уставилась на Тессу.

– Что происходит?! – Тесса перешла на старушечий визг. – Это я должна спросить у вас, какого черта вы вламываетесь в жилище достойных людей. Убирайтесь отсюда, у меня красть нечего!

В какой-то момент девушке показалось, что уловка сработала.

Миссис Блэк подошла поближе.

– Вы не встречали в окрестностях юную девушку? – спросила она. – Хорошо одетую, сероглазую, с каштановыми волосами? Она заблудилась, и теперь друзья не могут ее найти. Того, кто нам поможет, ждет щедрое вознаграждение.

– Какая правдивая история, вы, оказывается, ищете заблудившуюся девушку! – воскликнула Тесса, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее; это было нетрудно, потому что старуха, чей облик она приняла, при жизни была очень самонадеянной. – Убирайтесь, я сказала!

Внутри автомата что-то зажужжало. Миссис Блэк вдруг сжала губы, будто сдерживая рвущийся наружу приступ хохота.

– Понимаю, – сказала она, – но позвольте заметить, что для столь дряхлой женщины у вас на шее на редкость элегантная штучка.

Рука Тессы рванулась к груди, чтобы прикрыть мерно тикающего Механического ангела, но было слишком поздно.

– Взять ее, – бесцветным голосом приказала Темная сестра.

Автомат дернулся и потянулся к Тессе. Она сбросила одеяло и ударила его ухватом, но уродец выбил оружие у нее из рук, и она закричала, увидев, как в комнату хлынул целый отряд механических солдат. Они схватили ее, и Тесса поняла, что проиграла.

Уилла разбудило солнце. Он моргнул и открыл глаза.

Синее небо.

Юноша сел и осмотрелся. Вниз уходил склон холма, по другую сторону которого проходила дорога, связывавшая Шрусбери и Уэлшпул. Взгляд мог зацепиться разве что за разбросанные тут и там фермы. После того как в полночь он вскочил на Балия и поскакал прочь от постоялого двора, по пути ему попалась лишь пара захудалых деревушек. Ближе к рассвету он совершенно выбился из сил, спешился, рухнул на землю и уснул, не обращая внимания на моросящий дождь.

Одежда была сырой и перепачканной грязью, на рубашке – толстая корка высохшей крови. Уилл встал, и все его тело заныло от боли: он не позаботился о том, чтобы нанести целебные руны после драки с оборотнями. Балий пощипывал жухлую траву неподалеку. Среди всевозможного хлама в седельном вьюке нашлась горсть сушеных фруктов, которыми Уилл не замедлил воспользоваться. Также он вытащил из вьюка стилус.

Ночные события казались ему бесконечно далекими. Он помнил бой с оборотнями, хруст костей и вкус дождя на губах. Но главное – помнил боль от потери Джема, хотя теперь больше не чувствовал ее. На смену пришла пустота, словно чья-то невидимая рука забралась внутрь и вырезала все, что делало его похожим на человека, оставив одну оболочку.

Покончив с завтраком, Уилл сменил одежду. Надевая чистую рубашку, он не удержался и посмотрел на Руну парабатая. Теперь она стала серебристо-белой и выглядела как давно затянувшийся шрам. В ушах зазвучал голос Джема: «„Душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу… Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу“[28]. Они оба, и Давид, и Ионафан, были воителями, и души их соединились на Небесах… Вот так в голове Сумеречного охотника Ионафана родилась идея братства – идея парабатаев, которую он впоследствии включил в Закон».

В течение многих лет узы, связывающие его с Джемом, были единственной гарантией того, что в этой жизни его, проклятого, как он думал, Уилла Эрондейла, кто-то действительно любит, и любит по-настоящему. Только благодаря им он ощущал вкус жизни.

Уилл задумчиво провел пальцем по краям руны. Он думал, что при ярком свете солнца руна станет ему ненавистной, но теперь, к своему удивлению, обнаружил, что этого не случилось. Он был рад, что руна не исчезла бесследно. Да, она свидетельствовала о потере, но все равно оставалась руной и теперь служила напоминанием.

Покопавшись в седельном вьюке, Уилл достал подаренный ему Джемом нож: узкий стилет с замысловатой серебряной рукояткой. Острием ножа сделал на ладони надрез и стал смотреть, как стекает кровь. Затем встал на колени и воткнул нож в пропитавшуюся кровью землю.

– Джеймс Карстейрз, – тихо произнес он.

Горло сдавило. Так с ним случалось всегда – когда он больше всего нуждался в словах, они от него ускользали. Ему вспомнились слова библейской клятвы парабатаев: «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог – моим Богом, и где ты умрешь, там и я умру и погребен [а] буду; пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою»[29].

Нет. Эти слова можно было произносить, когда узы были прочными, но не тогда, когда они разрушились. Давида с Ионафаном тоже разделила смерть. Разделила, но не разлучила.

– Я говорил тебе, Джем, что мы с тобой навеки, – сказал Уилл, сжимая окровавленной ладонью серебряную рукоятку. – И ты сейчас по-прежнему со мной. Каждый мой вдох будет напоминать о тебе, ведь без тебя я уже много лет был бы мертв. Когда я буду засыпать и просыпаться, когда буду отбивать удары врага, когда буду лежать на смертном одре, ты будешь со мной, Джем. Ты говорил, что после смерти мы возрождаемся к новой жизни. И если там, на том свете, есть река, подожди меня на берегу, чтобы мы переплыли ее вместе.

Он вздохнул и посмотрел на руку. Порез под действием иратце стал затягиваться.

– Джеймс Карстейрз, ты слышишь? Смерть разделила нас, но мы с тобой связаны одной нитью. Навсегда.

Нож когда-то принадлежал Джему, кровь была его собственной. Этот пятачок земли, если Уилл доживет до того дня, когда снова увидит его, будет принадлежать им обоим: ему и Джему.