Пожиратели звезд - Гари Ромен
Он не впал в отчаяние, поскольку был еще жив. Пока он ходит по этой земле, надежда не оставит его. Могущество Зла, может, где-то и кончается, но только не здесь. Удача еще не отвернулась от него, раз уж удалось уехать из города под носом у солдат. Кто-то его уберет или что-то – но он спасся. Альмайо коснулся рукой еще не остывшей, нагретой солнцем земли и улыбнулся.
Кактусы над головой отбрасывали ему на лоб извилистые тени, причудливой формы скалы подчас словно оживали, наполнялись жизнью, делали ему какие-то знаки. Но это была лишь иллюзия; от жажды вечно мерещатся источники, которых и в помине нет. В конце концов, может быть, земля принадлежит людям, и никого другого на ней нет, а значит, нет ни могущества, ни тайн, а мир состоит из пустых консервных банок, всяких американских штучек и кока-колы. Может, мир – не что иное, как огромный склад материалов, куда сбрасывают излишки американской военной техники. Испанцы всегда лгали, их священники, конечно, тоже лгали; нет ни Зла, ни Добра, ни Бога, ни Дьявола, никакого подлинного всемогущего таланта – лишь гигантская выгребная яма для американских военных излишков. Но ему в это никак не поверить. Невзирая на усталость, на ту необычайную легкость, с которой его свергли юноши-офицеры да напичканные идеализмом и добрыми намерениями ни в Бога ни в Черта не верящие студенты, веры он не утратил. Враги часто обвиняли его в цинизме, и он в свое время попросил растолковать ему это слово. Не был он циником. В этой стране лишь студенты да новое поколение офицеров – циники. Нет у них веры, они верят лишь в людей.
Интеллигенция, «элита» за глаза вечно называли его «пожирателем звезд». Намек на его индейское происхождение – так в долинах тропиков, откуда он родом, называют индейцев, одурманивающих себя масталой, мескалем или – в горах – колой. Но индейцам нечего больше есть, а мастала делает их очень счастливыми, придает сил, позволяет в видениях встретиться с Богом и собственными глазами убедиться в том, что лучший мир и в самом деле существует. Враги воображали, что оскорбляют его, называя так, они считали, что слова «пожиратель звезд» звучат обидно и унизительно, но сами-то беспрестанно себя одурманивают, хотя и не едят ни колы, ни мескаля. Одурманивают всякими красивыми выдумками о себе, своем таланте, о людях; одурманивают тем, что называют «цивилизацией», домами культуры, одурманивают излишком американских военных материалов, которыми усыпали уже всю землю, а теперь отправляют их в небо – вертеться вокруг Луны в поисках все новых мест, куда можно свалить все эти отбросы. Они наркоманы куда хуже индейцев и точно так же не могут обойтись без наркотиков, а в своих видениях являются сами себе – всемогущими владыками вселенной. Охваченный глубокой ненавистью, он сжал кулаки. У него внезапно возникло такое ощущение, будто он опять лежит навзничь на арене под смех и улюлюканье публики.
Они правы, это правда – он тоже большой любитель «звезд», хотя и не пробовал никогда самого растения – это годится лишь старым крестьянкам вроде его матери; он же предпочитал «звездочки» помоложе да посвежее, самые новенькие, едва взлетевшие на небесный свод Голливуда, – первой величины или восходящие; они прилетали, ложились на спину, раздвигали ноги, а потом, сверкая еще больше – драгоценностями, которые он дарил им на деньги из американской помощи развивающимся странам, – улетали. В ночном кабаре у него выступали самые крупные звезды, показывали самые потрясающие номера. Без магии никто прожить не может. Просто ему она нужна больше, чем другим. Аппетит у него побольше.
Жаль только, что величайший в мире номер, уникальный и легендарный, о котором беспрестанно твердят все специалисты и искатели талантов, так и остается неувиденным. Звезда первой величины, сверкающая ярче всякой другой на небосводе цирка, всегда укрывалась от его глаз. Оставалось лишь гадать, существует ли на самом деле этот Джек.
Он всегда был готов заплатить любую цену, чтобы увидеть его – вместе с ассистентом, потому что работают они на пару, и если один из них существует, значит, и другой – тоже.
А сейчас он с немногими оставшимися у него друзьями спасается бегством через Сьерру и, если немного повезет, сможет пробиться на юг, на полуостров, где расквартированы войска генерала Рамона, сохранившие ему верность.
Он курил свою последнюю сигару и никак не мог оторвать глаз от неба. Красивое зрелище; но эти миллионы огоньков, разумеется, всего лишь очередной обман, надувательство – вроде выступлений тех шарлатанов, что сменяли друг друга на сцене «Эль Сеньора».
Подлинный талант ускользал от него. И теперь он рисковал быть убитым, так и не увидев его. Может быть, это и есть та цена, которую за него платят. Если бы только он был в этом уверен, заплатил бы с ходу. Но все же несколько странно, что с него запрашивают так дорого, тогда как зрители в копенгагенском «Тиволи», бристольском «Палладиуме» и даже в Мериде платили лишь за обычный входной билет. И все его видели. И это вовсе не какая-то раздуваемая кучкой заинтересованных лиц легенда.
Где-то в этом мире живет поистине фантастическое существо, ни с чем не сравнимое могущество которого абсолютно бесспорно; самые серьезные и достойные уважения профессионалы засвидетельствовали его существование и талант. Но оно упорно ускользает от глаз единственного человека, действительно заслужившего встречи с ним. Стоило подумать об этом Джеке и его ассистенте, как на него нападало тягостное чувство безысходности и отчаяния. Несправедливо. Чего они еще от него ждут? Он, между прочим, изо всех сил старался, совершил все грехи, которые испанские священники расписывали ему как верное средство привлечь к себе внимание тех двоих, кое-что даже сам изобрел. Может, Гитлер и больше нагрешил, но ведь он был главой великой страны, за ним стоял великий немецкий народ.
Вообще-то удача вовсе не покинула его, ведь это еще не конец. На окраине столицы они встретили кое-кого из уцелевших офицеров сил безопасности и вместе с ними устремились на юг, открывая автоматный огонь при малейшем подозрении или намеке на признаки жизни.
Не один десяток километров они мчались, стреляя по всему, что шевелится. Проехали все шоссе, а там, где оно кончалось, начинались горы, по ту сторону которых расположены южные долины; бросили машины и мотоциклы, раздобыли лошадей, мулов и проводника, знавшего дорогу. Проводник поклялся, что lider maximo без особого труда сможет пройти через перевал, что тропинка вполне надежная и, чтобы достичь северного склона и аванпостов генерала Рамона, им понадобится не более двух дней.
Можно было попытаться проехать по шоссе, напрямую соединяющему столицу с Гомбасом, что на оконечности полуострова; несколько человек решили рискнуть, собрав горючее из брошенных машин в мотоциклы, на которых им предстояло проехать пятьсот километров по шоссе; главную опасность представляло собой население, остервенело кидавшееся на все, одетое в форму Securidad. Если повезет, они всего за несколько часов доберутся до генерала Рамона, а тот отправит вертолет, чтобы подобрать в горах Сьерры Альмайо с товарищами.
Все еще может уладиться.
Лежа под звездами, купаясь в их свете, слушая тишину, глядя на неподвижные фигуры часовых над обрывом – никакой опасности, лишь ночь-сообщница, – с каждым мгновением покоя и отдыха, с каждым сверкающим знаком на небе он начинал ощущать, как в нем рождается новая вера; разбитое усталостью тело постепенно возрождалось, наливаясь новой силой, и ему казалось, что бесчисленные огоньки над его головой сверкали только для него, пытаясь сообщить добрые вести, – никогда еще они не светили ему так красиво и многообещающе.
Если его людям не удастся пробиться, это будет означать, что удача отвернулась, а она не так уж склонна отворачиваться от тех, кто сделал все возможное для того, чтобы ее заслужить. Он еще далеко не побежден. Завтра утром, с первым проблеском дня, за ним прилетит вертолет генерала Рамона. Он медленно – совсем как Джек во время своего знаменитого выступления – спустится с неба. И пока его глаза, несмотря на всю свою преданность звездам, постепенно закрывались, пока, не уснув еще, он продолжал размышлять о всемогущем Джеке, Альмайо ощущал в своем сердце такую надежду, такую неутолимую жажду таланта и protecciґon, что боролся со сном, ведь сон означал бы конец мечты, пустоту, всю пустоту и ничтожность реальности.
