Леонид Крупатин - Дню Победы! Крылья в небе

 -Ты где так приоделся?- спросили его свои.

 -Да я как очнулся, как поднял там хай! А моргушники пьяные, но  перепугались. Я говорю,  где одежда? Они говорят в топке сожгли. Дали  мне какие-то лохмотья со свеженького жмурика, а я и тому рад, лишь бы копыта утащить оттэда… А вот очнулся я… как?. Лежу… сначала я почувствовал, что замёрз…. Нет! Сначала я почувствовал, что мне подошву левой ноги страшно печёт. По улице шёл, вроде холодно было не пекло. А теперь вот опять,  как тогда печёт!..

 «Покойник» скинул с ноги бомжовый  войлочный ботинок и задрал к себе на колено левую босую  ногу, подошвой к себе.

 -Во!- воскликнул он, - Глядите! Номер! Ого-го-го! Двадцать один! Очко-о-о-о!- заорал он. – Гляньте! Ляписом номер выжгли на подошве! Вот с-суки!

 -Так что ж ты ругаешь их? Если б не номер, может и не проснулся бы!- сказал один «сокамерник».

 -Да! - поддержал «покойник», - День рождения у меня сегодня! Какое число сегодня?

 -Первое апреля!- подсказали ему.

 -О! Так что? Может это всё шутка? Да, нет! Вот же номер! Двадцать один! Очко!!!

 -Была бы тебе шутка, если б ты под нож в анатомичку попал!- сказал один «сокамерник».

 -Ага! – поддержал «покойник», - Повезло! Они так паскудно зашивают! Прямо через край! Я бы им руки поотрывал… потом…

 «Сокамерники» хохотали  сгибаясь в три погибели, а наши,  вздохнув,  пошли  назад в нашу комнату. Жалко - яйца напрасно пропали. Нам ещё неделю жить до получки…     

     А вот меня в начале апреля забирали в лагеря. Начинали всё с парашютной подготовки и с наземной лётной. Домой отпускали только на воскресенье. Я был настолько в растрёпанных чувствах, что в пору было хоть разорвись. И в общежитие надо, где без бутылки не обойдёшься. И к Татьяне надо…В субботу к вечеру я приезжал к Татьяне, ночь и день посвящал ей, а в воскресенье к вечеру приезжал в общежитие, ужинали с «сокамерниками», рассказывал им, делал фотографии до поздна, а утром рано уезжал на аэродром. Были обиды на меня у сестрёнок: Лены и Кати и у девчонок из Пятьсотвесёлого. Татьяна была против того, чтобы идти в гости в Пятьсотвесёлый вместе со мной. Там только её тёзка – Татьяна с моей автоматической линии, знала о нашей связи. Но если появиться в Пятьсотвесёлом, то все будут знать в цеху, а особенно в «Заточке». А там, я так понял, Татьяна стеснялась своего неравнодушного мастера. А может быть того, что я намного моложе её…А скорее всего – и того и другого! Так думал я.

     Однажды Татьяна предложила мне на майские праздники выбраться на природу. А чего нам выбираться? Прямо выйдя из двора, пройдя по склону Мечёткинской балки в сторону Волги, подальше от людей, поближе к воде и всё! Перед нами Волга, бушующая стоками из шандор Волжской ГЭС, вокруг весенняя, ещё не опалённая волгоградским солнцем трава, покрытая одуванчиками, а над нами нависли лозы цветущего шиповника с жужжащими пчёлами и шмелями! В голубом небе насмешницы чайки, подглядывая за нами, бессовестно хохочут, а мы…

СЛАДКИЙ МОМЕНТ ОПЬЯНЕНЬЯ ЛЮБОВЬЮ!

 Розовым цветом облит куст шиповника! Пчёлы, шмели монотонно жужжат! В травке зелёной в объятьях сплетённые Наши тела под цветами лежат! Это тела на траве под шиповником! Души витают сейчас в облаках! Будто бы чайки  порхают не ведая Сколько минут и часов на часах! Сладкий момент опьяненья любовью! Души покинули вдруг телеса И устремились в таких же объятьях К солнцу, в зенит, в облака, в небеса…

          Татьяна  неоднократно заводила разговор о том, чтобы приехать ко мне в гости и посмотреть, как я летаю. Я категорически был против, потому что я там не смогу ей уделить внимания, это во-первых, а во вторых… дела лётные у меня шли  очень плохо.

       Я прошёл Врачебно-лётную комиссию без заминок. Даже впервые услышал о том, что у меня телосложение атлетическое. Особенно спортом заниматься не приходилось, но разгрузка железнодорожных вагонов – это была моя неотъемлемая часть жизни с 15 лет, когда я поступил в ПТУ и постоянно в праздники, выходные и так в ночное время, поскольку я знал такие «злачные» места на железной дороге и  имел связь с работниками разгрузки-погрузки.

 Занятия начались, без отрыва от производства, а после окончания экзамены и с первого апреля с отрывом от производства на парашютную подготовку, прыжки и начало полётов. При распределении по экипажам мне здорово не повезло: мне инструктор достался- женщина. Она лётчица из спортсменок и командир звена тоже женщина из спортсменок-её подруга.

 Звать нашу инструкторшу было Валя. Длинная, худая, злая часто допускавшая матерные выражения. Меня она сразу выделила из всех, потому что, если она что-то говорила, особенно что-то плохое из разряда нравоучений, то смотрела на меня, как на источник всех бед, хотя я в общем-то повода не давал. Может быть её зае…ло то, что я был тогда коммунистом уже с апреля этого года, потому что был на заводе активистом «Комсомольского прожектора», а  перед  началом занятий, осенью даже меня назначили Начальником Штаба «КП» и мы бичевали  на заводе все недостатки невзирая на ранги и чины.

     Едва мы с Валькой садились в самолёт, сразу в задней кабине слышался её визгливый голос и был такой визг, что было слышно без наушников при работающем двигателе. Разговаривала она  со мной по радио только матом. Если допускал ошибки в воздухе, она била ручкой управления по коленям, поскольку управление передней и задней кабины спаренное. Мои ребята и в шутку и всерьёз мне говорили, что Валька от меня чего-то хочет. Она была старше меня лет на пять шесть и не думаю, что она что-то имела ко мне в том плане, хотя была разведённая. Да кто же такую стерву выдержит! Она однажды даже сказала, что в доску разобьётся, но я летать не буду. К этому времени я уже тоже дошёл до того, что отвечал ей матом, тем более, что большинство ребят уже вылетели  самостоятельно и я в нашем экипаже остался последним не вылетевшим. В эскадрильи остались единицы не вылетевших, самых тупых, никчёмных и я среди них. От унижения я уже начинал звереть.

   И вот тут вечерком принесла нелёгкая ко мне в гости Татьяну… Меня вызвал на КПП наш дежурный, хотя к нам на аэродром можно было пройти беспрепятственно со всех сторон, кроме лицевой, со стороны посёлка.  Она уже знала с моих слов, что у меня новая кличка появилась на аэродроме: Фантомас, потому что постригся наголо и был похож на героя тогдашнего бестселлера Фантомаса.

     У нас был один наглец в эскадрильи по имени Валера по кличке "бегемот" потому что он был толстый, как бегемот, домашнего откорма и хамил за столом выхватывая из общей  тарелки по три котлеты и те кому не хватило не связывались с наглецом, опасаясь его массы. А я связался и так его кинул в палатке, что он пробил спиной настил, на котором были постели и так плотно улёгся на землю, уплотнённый с двух сторон постелью с матрацем, что не мог оттуда выбраться. Ребята хохотали и никто не пытался ему помочь, а он лежал и кричал: