Барбара Хэмбли - Князья Преисподней

— Едва ли я стала бы делиться такой тайной со всей своей родней, — Лидия поерзала на подушках. Эшера еще при встрече поразил ее изысканный траурный наряд из черного, расшитого гагатом шелка. Она распустила волосы, и теперь они потоком лавы ниспадали на темную ткань. — Те зелья, которые ты видел у Цзо… как думаешь, с их помощью жертва может сохранить разум?

— У Матьяша Ураи получалось, пока он принимал лекарство, — при этой мысли Эшер поежился. — Не уверен, правда, что Чжэнь Цзи-туаню удастся подчинить себе Ли.

— Ее замысел может обернуться против нее самой, — задумчиво продолжила Лидия. — В том случае, если Ли научится управлять яогуай. Интересно, насколько сильной может стать его власть над ними, когда он обретет контроль? Если, конечно, он раньше не сойдет с ума. Должна признать, они вполне заслужили такую участь, — добавила она.

Эшер усмехнулся, потом вновь стал серьезным:

— Может быть. Но окружающие не заслужили. Только представь, что будет, если президент Юань решит продать этот секрет в обмен на поддержку. Пострадают жители многих стран. Человек, который принес тебе записку, — он коснулся лежащего на столике листка бумаги, — тот монах…

— Цзян… кажется, именно так он представился. Он живет при храме Вечной гармонии. По крайней мере, одет он был так же, как храмовые служки.

— В халат. Так китайцы одевались до того, как маньчжуры завоевали их и принудили носить ципао и косы. Много веков назад японцы позаимствовали у них такой крой, но сейчас халаты носят только даосы. Он сказал, что увидел эти слова во сне?

— И срисовал их, да.

Лидия повернула записку к себе, всматриваясь в черные строчки. Китаец воспроизвел все особенности, свойственные старомодному почерку Исидро, все широкие петли и завитушки на концах некоторых букв.

— Должно быть, он обладает повышенной чувствительностью к таким вещам. Ведь от Исидро его отделяла толща земли. Интересно, он согласится подвергнуться гипнозу?

— Можем спросить у него. Но на английском он говорит с трудом. А ты умеешь гипнотизировать людей, Джейми?

— Нет, — признался он. — Но если он согласится погрузиться в состояние медитации, мы через него сможем поговорить с Исидро.

Лидия встретилась с ним взглядом, открыла было рот — и ничего не сказала. Ее глаза за толстыми стеклами очков наполнились слезами.

Наверное, она хотела спросить, для чего нужен этот разговор. Чтобы попросить его помочь, хотя они уже решили, что оставят его? Навсегда оставят в могиле, из которой он не сможет выбраться, в могиле, заполненной ядовитым газом, который разъест кожу и выжжет глаза, но не убьет его и не лишит сознания?

Да, да… и да.

Похоже на игру в шахматы, устало подумал Эшер. Или на пасьянс. Когда уже за пять ходов ты знаешь, что проиграл, и ничего не можешь с этим поделать…

«Вспоминайте меня», — написал Исидро.

Эшер притянул Лидию к себе. Она сняла очки, положила их на столик рядом с запиской и уткнулась лицом в плечо мужа, дрожа, словно от сильного холода.

— Голос из сна.

Цзян провел рукой по высокому лысеющему лбу. Седые брови сошлись над переносицей в мучительном напряжении.

Лидия ушла незадолго до рассвета; Эшер проспал до второй половины дня. Жилище Мицуками располагалось в конце заросшего травой прохода, недалеко от малоприметной калитки в углу японской части квартала, через которую можно было попасть в переулок, ведущий к рю Лагрене. Прислуга в доме военного атташе (а также его любовница, чей голос Эшер не раз слышал сквозь тонкие стены, хотя саму женщину не видел) отличалась преданностью и спокойствием и обращалась с Эшером так, словно он был одновременно почетным гостем и невидимкой. Выскользнуть из Посольского квартала и к двум часам добраться до Шелкового переулка, где его ждала Лидия, оказалось не так уж сложно.

— Надеюсь, вскоре мы полностью восстановим твое доброе имя, — сказала она по дороге в храм Вечной гармонии. — Уверена, кто-то видел, как я ночью покидала гостиницу, и уже ходят слухи, будто у меня есть любовник… и готова поклясться, что Аннетта Откёр платит кому-то из обслуги. Если нас увидят сейчас, когда ты одет таким образом, люди непременно начнут болтать, что я сошлась с китайцем, и тогда мне придется переехать в Париж или еще куда-нибудь, хотя даже в Париже такое поведение сочтут вызывающим.

— Я буду держаться от вас на расстоянии в три шага, госпожа, — кротко ответил Эшер, подтягивая повыше прикрывавший нижнюю половину лица платок. Он успел принять ванну (в полуразрушенном дворике в переулке Чжулун часто мыться не получалось из-за холода), после чего Мицуками выдал ему новое ципао, штаны и шапку. — Почему ты не позаимствовала пальто у миссис Пиллей? А у Элен можно было взять шляпку и юбку.

— Верно, но этот фокус всем известен. Скорее всего, мадам Откёр сама не раз прибегала к нему. Хотя я могу сказать всем любопытствующим, что ты показывал мне дорогу в опиумный притон, — внезапно приободрилась она. — По-моему, это вполне пристойно…

— Ну уж нет!

— По крайней мере, такое объяснение поймут и станут расспрашивать меня о пережитых ощущениях. А значит, до того, как история разойдется, мне придется разузнать, что испытывает человек под воздействием опиума…

В храме тучный священник сказал им, что Цзян отправился просить подаяние (занятие, подобающее всем монахам) и вернется только на закате. Поэтому опыты с гипнозом пришлось отложить до наступления темноты.

— Голос из сна, — повторил Цзян, потирая лоб пальцами точно так же, как он делал во время разговора с Лидией в гостинице.

В постройке за храмом гуляли сквозняки — на город снова налетел ветер из пустыни, принеся с собою пыль. Огоньки старинных ламп колебались под его порывами. Тени от продавленной кровати, стойки со свитками и разбросанных тут и там стопок книг сгущались, превращаясь в чудовище из детской сказки. На полках выстроились тысячи флакончиков и горшков: женьшень, корень пиона, черепашьи панцири, рог носорога, узловатые корни имбиря, мышиные зубы и кости… Выставленные по размеру пестики, набор игл для иглоукалывания, похожий на необычный музыкальный инструмент…

В углу поблескивала алебарда.

— Вы говорить с голосом? — спросил Эшер по-китайски.

Взгляд черных блестящих глаз обратился на него, и старик ответил на том же языке:

— Иногда у меня получается. Понимаете, я всю свою жизнь разговаривал с духами, — он жестом указал на свитки и ряды изрезанных письменами бамбуковых дощечек на вычерненной сажей стене. — Этот дар перешел ко мне от матери. Когда в семье случаются неприятности или кому-нибудь нужен совет, я могу дотянуться до загробного мира и спросить у предков, как правильнее поступить. Бывает и так, что человека преследует голодный дух, который никак не может обрести покой и потому тревожит живых. Часто такому духу достаточно дать то, о чем он просит, и он исчезает. Но это… это холодное существо, которое приходило ко мне во сне… Он не был духом.