Татьяна Корсакова - Музы дождливого парка
Лысый бросил быстрый взгляд на враз напрягшуюся Марту. Заказчица она или не заказчица, но в эту переделку Крысолов попал отчасти из-за нее.
— Извините, — Марта улыбнулась одними только губами, глаза оставались холодными. — Наверное, это обо мне сейчас речь. Я не заказчик, но я причастна. — Она немного помолчала, собираясь с мыслями. — И я все понимаю. Арсению нет нужды заниматься этим делом. Он никому ничего не должен.
— Простите, — Селена улыбнулась, — у нас даже не было возможности познакомиться, я — Селена, лечащий врач и подруга Арсения. А вы? — Она вопросительно приподняла брови.
— А я Марта, случайная знакомая Арсения. — Ответная улыбка Марты была вежливо-отстраненной.
Лысый едва заметно поморщился. Так уж и случайная? Пойми этих женщин.
— Он исполнял просьбу моей покойной бабушки. Так мы и познакомились. Я не думала, что ему может грозить опасность.
— У него такая работа, Марта. — Селена покачала головой. — Ему все время грозит опасность, но, если возможно, мне бы хотелось, чтобы эта опасность была сведена к минимуму.
— Я сделаю все, что от меня зависит.
— А когда его можно будет увидеть? — Лысый решил прервать эти китайские церемонии и вывести разговор в более конструктивное русло.
— Я бы сказала, что не раньше завтрашнего утра, но Арсений настаивает на немедленной встрече. — Селена тяжело вздохнула, развела руками. — Он хочет тебя видеть.
Это «хочет тебя видеть» прозвучало одновременно многозначительно и виновато. Крысолов хочет видеть лучшего друга Лысого и не хочет видеть случайную знакомую Марту. Наверняка Селена получила четкие инструкции на этот счет.
Марта понимающе кивнула, встала из кресла.
— Ты подожди меня, я скоро. — Лысому было неловко, словно это он, а не Крысолов только что дал девчонке от ворот поворот, но спорить с Арсением бесполезно, это он понял уже давно.
Творец,1962 год (Мельпомена, Урания)
Ее звали Ната Серова. Савва познакомился с ней на одной из выставок. Изящная блондинка, сражающая наповал холодной нордической красотой. Равнодушная…
От Наты шел свет, тот самый, который не могла дать Лала, но во взгляде изумрудно-зеленых глаз Савва не видел ничего, кроме вежливого равнодушия. Ната была замужем и любила своего мужа. Ната любила, а Савва возненавидел. Серов — его ученик, молодой выскочка. Молодой, но дьявольски талантливый. Савва разбирался в таланте так же хорошо, как разбирался в красоте. Скоро, очень скоро, ученик превзойдет своего учителя…
Ненависть — острое и невероятно живое чувство. Савва думал, что уже давно разучился ненавидеть, оказалось, он ошибался. Он ненавидел Серова особенной, изощренной ненавистью. Причина была банальна и понятна — зависть. Когда у другого есть то, чего нет у тебя, — молодость, любимая жена, гениальность — ненависть обязательно укажет путь.
Савва готовился долго и тщательно. Ни к одному из своих проектов он не готовился с такой старательностью и вниманием к деталям. План мести был коварен и изящен. Сначала назвать соперника своим преемником, обласкать, доверить управление фондом, ввести в дом. А потом… громадная растрата народных средств, экономическое преступление и анонимный донос…
Серова посадили на двадцать лет, а его нордическую красавицу-жену с позором изгнали из института, в котором она трудилась аспиранткой, вместе с маленькой дочерью выселили из конфискованной московской квартиры. Идеальный момент для гуманизма и благотворительности!
Савва был чуток, вежлив и предельно корректен.
— Ната, я знаю, в какой чудовищной ситуации вы с Юленькой оказались. Признаюсь, я чувствую себя виноватым в случившемся: недосмотрел, не предупредил… Если бы вы только знали, как мне тяжело, но бороться с системой я не в силах.
Она все понимала про систему, она была умной девочкой — его Урания[15], его будущая супруга. И она умела быть благодарной.
— Я знаю, как трудно сейчас найти работу. Ната, вы только не отказывайтесь сразу, обдумайте мое предложение! Лала, моя жена, отдается искусству. Ей нет дела до детей, а у меня, вы же знаете, две дочери, почти ровесницы вашей Юленьки, им нужно материнское тепло и внимание. Помогите мне, Ната, и уверяю вас, вы никогда не пожалеете о своем решении!
Она согласилась. А куда ей было деваться — без крыши над головой, без работы, с маленьким ребенком на руках!
Она была хорошей няней для его дочерей: аккуратной, интеллигентной, расторопной. И она всегда была рядом, на виду у Саввы. Еще полгода-год — и заживут душевные раны, оттает замерзшее сердце, захочется любви и крепкого мужского плеча. Вот тогда он, Савва Стрельников, и выйдет из тени…
Плетя интриги и строя планы на будущее, Савва не учел главного. Лала, коварная Мельпомена, очень быстро разгадала его замыслы, почуяла зарождающуюся в его сердце страсть. Нате приходилось тяжело: бесконечные упреки, придирки и унижения. Лала была изобретательна по части мести. Едва ли не более, чем сам Савва. Ее проницательность, помноженная на коварство и холодный расчет, могли разрушить весь план.
Лала подписала свой смертный приговор, когда осмелилась воспользоваться содержимым своего хрустального флакона. Несколько капель в утренний кофе Саввы — самое быстрое и надежное решение проблемы. Глупая девочка не понимала, с кем связалась. Яд из хрустального флакона давно перекочевал в другое вместилище, а обычная вода вряд ли могла кому-нибудь навредить. Он долго думал, как поступить. Прежде чем принять решение, не спал несколько ночей, а утром, на радость жене-убийце, выглядел больным и разбитым. Наказание будет жестоким и изощренным, куда изощреннее, чем жалкие потуги Лалы. Времени в обрез! Нужно действовать!
Молодой щеголь из тех, что за деньги продадут родную мать, заманил Лалу в любовные сети всего за несколько дней. Цветы, подарки, страстные записки, уговоры бежать с ним в Ленинград. Все эти побрякушки, а главное, записки, Савва нашел в резной шкатулке Лалы. Самоуверенная, неосторожная дура, не считающая нужным скрывать свою порочную связь…
А в павильоне кипела работа. Савва не пускал в него никого из домочадцев. Об этой его странности знали все, знали и подчинялись. А может, просто боялись того, что таилось внутри. Простые смертные тоже чувствовали свет, исходящий от его мертвых муз. Чувствовали, но не понимали, а оттого боялись. Савве страх этот был только на руку. Он работал над мраморной Мельпоменой сутки напролет, забывал есть и пить, засыпал, лишь когда бессилие сбивало с ног. Мельпомена должна быть готова к сроку. Мельпомена и тайник…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});