Евгения Грановская - Иероглиф смерти

– Ты был прав, – сказала Маша, – мне никогда не понять того, что творится у тебя в голове.

– Вам и не нужно, – снисходительно произнес Соболев.

– Что будет, когда Виктор узнает, что ты убил его сестру?

– Он не узнает. Вы умрете, Мария Александровна, и унесете эту тайну с собой.

– Почему ты решил убить меня?

Он наморщил лоб и неопределенно проговорил:

– Сам не знаю. Должно быть, я просто не смог остановиться. Игра оказалась слишком захватывающей. – Он улыбнулся и добавил: – К тому же в слове «sedation» остался еще один слог.

– И какую кость ты намерен вырезать?

– Я еще не решил. Мне нравятся ваши ключицы. С другой стороны, у вас очень красивые руки. Думаю, что окончательный выбор я сделаю в процессе работы.

– Это не продлится долго, – сказала Маша. – Мои коллеги придут за тобой.

– Вряд ли.

Маша облизнула пересохшие губы и с ненавистью посмотрела на убийцу.

– А хочешь, я скажу тебе то, о чем ты даже боишься думать? – выпалила вдруг она.

Он едва заметно усмехнулся.

– Ну, скажите.

– Ты убивал не потому, что мстил за Эльзу. Ты убивал потому, что тебе нравилось убивать.

Лицо Соболева осталось спокойным.

– Каждый из нас хотя бы раз убивал человека в своих фантазиях, – сказал он невозмутимо. – Но мало у кого хватило духу реализовать свои фантазии. Воплотить их в жизнь.

– Ты болен, – сказала Маша. – Ты по-настоящему болен.

– Может быть. А кто здоров? Весь мир болен, Мария Александровна.

Он взял со столика нитки и иглу.

– Я не люблю тьму, Мария Александровна. Но так уж получилось, что тьма любит меня. Нам пора приступать. У вас очень красивые губы, и я постараюсь поровнее наложить швы, чтобы не сильно их повредить.

4

Глеб вышел из лифта и стал спускаться к двери подъезда, но вдруг остановился, развернулся и привычно взбежал по ступенькам на площадку с почтовыми ящиками. Распахнул жестяную погнутую дверцу и пошарил рукой в ящике. Пальцы наткнулись на сверток. Глеб достал его, осмотрел, потом развернул. Пальцы его слегка подрагивали.

В свертке было то, что должно было быть, – фрагмент человеческой кости, на которой черным маркером были выведены две буквы – «ti». И на этот раз Глеб знал, какая это кость.

Глеб посмотрел на ящик, и на лице его отобразилась тяжелая задумчивость. Проверял ли он ящик в последние три дня?.. Кажется, вчера утром он туда заглядывал… Да, точно заглядывал. Вчера утром ящик был пуст, а это значит…

– А это значит, что сверток появился в ящике сегодня, – сказал Глеб вслух. – Следовательно, убийца до сих пор на свободе.

Он сунул сверток в свою наплечную холщовую сумку, достал мобильник и набрал номер Маши. Однако телефон ее оказался отключен. Глеб набрал еще раз – но с тем же результатом.

Сердце Корсака учащенно забилось, он почувствовал внутри странную пустоту, как будто из него что-то вынули – что-то такое, что приносило ему покой и уверенность в себе. И еще – надежду. Он устремился вниз, быстро сбежал по ступенькам, распахнул тяжелую железную дверь, выскочил из подъезда и зашагал к машине.

Однако на полпути к машине дорогу ему преградили два амбала в черных куртках, и знакомый мяукающий голос за спиной негромко пропел:

– Не торопись, Глеб Олегович.

Глеб резко обернулся. За спиной у него, сунув руки в карманы длинного черного пальто, стоял огромный, как медведь, мужчина в широкополой щегольской фетровой шляпе. Это был Саша Перс.

Амбалы подошли к Глебу и встали у его плеч. Корсак взглянул сперва на одного, потом на другого – спокойным, чуть задумчивым взглядом, словно оценивал их шансы на выживание. Затем снова повернулся к Персу и сказал:

– Я знаю, что нам есть о чем поговорить. Но сейчас я очень спешу. Прошу тебя: давай отложим разговор на завтра.

Перс, похожий на раскормленного кота с лоснящейся мордой, широко улыбнулся.

– Иди куда хочешь, дорогой. Но сперва расплатись. Карточный долг – дело святое.

– Ты знаешь, что мой долг – вымышленный.

Авторитет усмехнулся и покачал головой:

– Ошибаешься. Ты знаешь правила, Глеб Олегович. Вписаться за друга – поступок благородный. Но у каждого благородного поступка есть неприятные последствия. Долг Бриля – твой долг. И если ты не заплатишь, мои парни переломают тебе ноги.

В подтверждение слов босса один из амбалов достал из-под куртки стальной прут. На сжатом кулаке у второго блеснул кастет.

Корсак нахмурился.

– Перс, я сейчас не при деньгах. Но завтра…

– Ты знаешь правила, Глеб Олегович, – повторил верзила. – Или возвращай долг, или…

– Или что? – нетерпеливо спросил Корсак.

– Или мы можем удвоить сумму твоего долга, и тогда я оставлю тебя в покое на целую неделю. А по истечении этой недели ты либо вернешь мне долг, либо отпишешь на меня свою квартиру. Ты знаешь правила, дорогой. Решать тебе.

Глеб сжал кулаки. Медлить было нельзя. Убийца на свободе, телефон Маши молчит, а в душе занозой саднит неприятное предчувствие. Он посмотрел бандиту в глаза и сказал:

– Разреши мне позвонить.

Перс покачал головой:

– Нет.

– Всего один звонок. Это очень важно.

– Нет, – повторил Перс. – Ты должен решить. Прямо сейчас.

Амбал, стоявший слева, слегка пристукнул железным прутом об левую ладонь. Глеб прикинул свои шансы. Прорваться с боем не получится. Амбалы Перса натасканы на карточных должников, и насчет переломанных ног – это была не шутка.

Глеб вздохнул.

– Хорошо, – сказал он. – Можешь удвоить мой долг.

– Я знал, что ты разумный парень, – добродушно улыбнулся авторитет. – Теперь ты должен мне тридцать тысяч долларов. Через неделю я приду за своими деньгами.

Перс дал знак своим амбалам, повернулся и зашагал к черному «Мерседесу», припаркованному рядом с детской площадкой. Перед тем как последовать за ним, один из амбалов резко повернулся и ударил Глеба железным прутом по лицу. Журналист упал на асфальт. Приподнялся на локте, вытер рукавом плаща окровавленное лицо, посмотрел амбалу в глаза и сказал:

– Я это запомню.

Бандит, не произнеся ни слова, развернулся и быстро нагнал своего босса. Не дожидаясь, пока они уедут, Корсак поднялся на ноги и заспешил к своей машине. Усевшись на водительское кресло, он снова набрал номер Марии.

– Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – проворковал женский голос.

Улицы были пустынны в столь поздний час, и Глеб мог ехать не останавливаясь. Он вырулил на Сущевский вал и погнал машину по нему, выжимая из своей «Мазды» девяносто километров в час.

Глеб чувствовал, как в его артериях бушует адреналин. Несколько раз ему пришлось нарушить правила дорожного движения, но это помогало мало. Словно по какой-то инфернальной иронии судьбы, каждый раз, когда Глеб подъезжал к перекресткам, на светофорах загорался красный свет, будто сам город ополчился против него. До дома Маши Любимовой было уже недалеко.