Адам Нэвилл - Ритуал

Вокруг него материализовалась тесная коричневатая прихожая. Из нее вела дверь на темную кухню, в которой он увидел черную железную печь и дымоход. Старый деревянный стол, обшитый по бокам досками, стулья с закругленными ножками, облезлые шкафы.

В другом дверном проеме справа от него мелькнула более просторная гостиная. Стены, темные от древней древесины, хаотично завешанные оленьими рогами, черепами и другими почерневшими штуковинами. Потом Фенрис снова подтолкнул его, и он вышел через открытую входную дверь на покосившееся деревянное крыльцо.

Трава почернела от останков ночного костра. Люк почувствовал запах дыма и мокрой золы.

Слева от него на крыльце стояла старуха. Внезапное появление ее маленького тельца в длинном пыльном черном платье заставило его вздрогнуть. На сморщенном, ничего не выражающем лице мерцали крошечные глазки. Клочья коротких белых волос походили на дымку в зловещем свете дня. Она просто смотрела на него. Молодежь не обращала на нее никакого внимания.

Люк отшатнулся от Фенриса и заковылял вслед за Локи.

В отчаянии оглянулся вокруг. — Дом! Дружище! Дом! — Ему отчаянно захотелось увидеть друга, понять, что это за дом, где его держат взаперти, осмотреть территорию, но он лишь растерянно брел по травяному участку перед крыльцом. А потом что-то попалось ему на глаза — вверху, прямо перед ним, застрявшее в деревьях, словно обмякшее тело несчастного парашютиста. Он отвел глаза и ахнул.

Потом резко повернул голову и посмотрел на истерзанную фигуру, висящую на деревьях напротив входной двери, как раз под его оконцем. Красновато-желтый цвет сырого мяса на месте глазниц и ярко-белый цвет кости дисгармонировал с фоном темной седой зелени.

— Мы призвали его нашей музыкой! Смотри! — закричал Фенрис откуда-то сзади.

Люк упал на колени. Посмотрел на траву и на свои связанные руки. Снова поднял глаза.

Макрелевый свет проникал сквозь ветви деревьев. Испещренное тенями лицо Дома было совершенно неподвижным. Белое, как свечной воск, с испачканным темной кровью ртом, оно казалось каким-то странно невыразительным, как будто он был безразличен к обстоятельствам своей смерти.

Словно у пьяного, обнимающего за плечи поддерживающих его друзей, бледные руки Дома были вытянуты и зажаты между двух ветвей примерно в восьми футах над землей. Тело и ноги висели в воздухе. Грудная клетка выпотрошена. Проблеск все еще влажного позвоночника был страшнее кровавой бороды вокруг разинутого рта. Кожа от пояса до бедер содрана. Словно кусок мяса в витрине мясника.

Перед глазами у Люка все поплыло, стало каким-то иллюзорным, а потом и вовсе рассеялось. Он упал на бок и оглянулся на дом. Увидел его впервые. Это было деревянное, почерневшее от времени строение. Остроконечная темная крыша. Маленькие окна.

Две пары ботинок на толстой подошве, с носа до пят покрытые серебристыми заклепками, приблизились и встали у него перед глазами.

— Хватит. Хватит, — сказал Люк, хотя не был уверен, к кому обращается. — Нет Дома. Нет моего друга. Больше нет.

— Мы призвали его, и оно пришло. Наша музыка вызывает магию, — возбужденно воскликнул Фенрис. Когда эти слова, наконец, сложились для Люка в предложение, их смысл сбил его с толку. Он понял, что ничего не чувствует. Совсем ничего, словно каждый нерв был вырван из тела, как провод из полости стены. Поняв, что Фенрис говорит не о Доме, а том существе, которое принесло сюда его останки, он закрыл глаза.

— Это самое отдаленное место в Скандинавии, Люк. — Сейчас с ним разговаривал Локи. — Где все еще можно найти очень старые вещи, мой друг. Здесь другие правила. Другие энергии, понимаешь? Люк продолжал смотреть на дом, лежа в траве, в грязном нижнем белье, с запястьями, связанными пластмассовым хомутом из строительного магазина.

Тут рядом раздался голос Фенриса, — Здесь они поддерживали ему жизнь. Не давали исчезнуть.

Потом снова заговорил Локи, глубоким, смягченным голосом, словно успокаивая напуганного ребенка. — Нечто пробивается к поверхности мира, Люк. И в нас тоже. Нечто страшное. Разрушительное. Я чувствую его и в тебе. Оно заманило тебя, да? И твоих друзей. Нас тоже. Мне жаль, но иногда невинные приносятся в жертву.

Фенрис тараторил, задыхаясь от радости, — Думаешь, как они жили здесь? Жили так долго? Никто не трогал их. Живут, как им нравится. Это старейший лес в Европе. Он находится под защитой. Вот почему это все по-прежнему существует.

Голос Локи оставался бесстрастным. Его абсолютно не трогала смерть отца, мужа, друга, висящего на дереве. — Это земля наших предков. Здесь по-прежнему живет Один. И ты должен проснуться и смириться с волей того, кто гораздо старше и сильнее, чем ты, Люк. Вот и все.

Потом он впервые услышал голос старухи. - Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas.

Локи и Фенрис замолчали и повернулись к ней. Люк посмотрел на ее морщинистое, ничего не выражающее лицо. В безгубом рту виднелось несколько тонких серых зубов. - Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas, — повторила она, будто констатируя факт. Ее голос был скрипучим от старости, но в то же время каким-то странно мелодичным.

Локи присел, закинул прядь волос за плечо и наклонил к Люку свое грубо раскрашенное лицо. — Она говорит, то, что когда-то было дано, утеряно, и некто придет вернуть это себе.

Тут Люк каким-то образом вскочил на ноги, и горизонт леса запрыгал у него перед глазами. Он бежал на онемевших, неуклюжих ногах. Убегал от всего этого прочь.

Он обогнул дом. Справа от него возвышалась темная деревянная стена, слева маячил лес. Позади здания стоял белый, заляпанный грязью пикап. За ним виднелся заросший сад, с растущими в беспорядке деревьями. Некоторые ветви сгибались под тяжестью темно-зеленых яблок. Узкая, поросшая травой дорожка, с продавленными до глины следами от колес, огибала редкое скопление фруктовых деревьев, и исчезала за поворотом.

Из-за спины доносились голоса. Фенрис то улюлюкал, то хохотал, как шакал. Локи спокойно, не спеша, отдавал приказы.

Люк оглянулся через плечо. За ним бежала девчонка. Неуклюжие, короткие пухлые ноги в узких черных джинсах. Тяжелые груди, раскачивающиеся под великоватой толстовкой с какой-то надписью спереди. Босые, белые, топочущие ступни. Круглое, возбужденное лицо.

Инстинктивно Люк бросился к глинистой дорожке. Она явно куда-то вела. И земля там была не такой неровной, как в лесу. Он мог бы пробежать немного по дорожке, а потом свернуть в густые деревья, и там залечь. Эта мысль гнала его вперед, усилия болью отзывались в голове. От каждого шага позвоночник гудел, а трещина в черепе, казалось, расширялась. Он ни за что не поверит, что ее там нет, пока снова не посмотрится в зеркало. Связанные руки замедляли движение.