Покой - Джин Родман Вулф
– Вот, – сказал он и взял толстый томик в черном кожаном переплете, который грозил рассыпаться прямо в руках.
Я ожидал, что Лоис потянется за дневником, но она молча посмотрела на меня, как бы давая понять: поскольку я плачу, то должен сначала осмотреть его и убедиться, что мои деньги не будут потрачены впустую.
– Телячья кожа? – спросил я Голда.
– Овечья, – сказал он. – В те дни она была намного дешевле. Когда-то на этой обложке было золотое тиснение. – Он кашлянул. – Ну, точнее, золотого цвета. Не настоящее сусальное золото, то есть соединение меди. Подержите его здесь под светом.
На столе стоял светильник, в центре которого находилась увеличительная линза, обрамленная изогнутой люминесцентной лампой. Я положил книгу под нее и рассмотрел надпись: «Семилетний дневник юной католички».
– Это задумывалось как своего рода записная книжка, – объяснил Голд. – Неделя на развороте, вся информация о днях святых, начале Великого поста и так далее. Девочка, которой он принадлежал – Кэтрин Бойн, – училась в бостонской школе, дневник ей подарили монахини как своего рода приз, она сообщает об этом на первой же странице.
Рассказывая, Голд уселся за свой стол. Он протер носовым платком стекла очков без оправы; без защиты его глаза казались маленькими и слабыми, как у пожилого крота.
– Вы читали его?
– Целиком? – Голд покачал головой. – Боюсь, у меня нет времени читать книги, мистер…
– Вир.
– Мистер Вир. К тому же эта… – (Прозвучало почти как «ета»; акцент Голда то появлялся, то исчезал, словно прилив.) – …написана очень мелким почерком, тонким пером, по старинке. И кишит орфографическими ошибками. Но материал интересный, и я почти поддался искушению. Я уже сказал, что это семилетняя книга; с 1844-го по 1850-й. Однако юная леди использовала его не по назначению – я бы предположил, что немногие так поступали. Иногда она исписывала три, четыре, пять страниц за один день, иногда месяцами ничего не писала. Так или иначе, дневник охватывает двадцать лет, последняя запись сделана в 1864 году. Про сиротку Энни знаете, да? Нет, не ту, где гав-гав.[69]
Сиротка Энни к нам пришла и с нами будет жить,
Полы на кухне подметать и вилки-ложки мыть.
Она подбросит дров в очаг, прогонит кур с крыльца
И свежим хлебом угостит мальчишку-сорванца.
А после ужина, когда сомлеет детвора,
Мы сядем рядом и придет рассказная пора.
У Энни баек колдовских немало про запас.
Гляди-ка! Гоблин тут как тут, и он укусит вас!
В общем, перед вами дневник сиротки Энни.
Мы, конечно, его забрали. Я провел день и вечер с Лоис, а затем не получал от нее вестей почти неделю. В пятницу вечером, около восьми часов, она позвонила. Я спросил, как она, и моя подруга ответила, что устала – по голосу это чувствовалось. Я поинтересовался, не может ли ужин у Милевчика завтра вечером исцелить ее усталость.
– Спасибо, Ден, но нет. Я работала в две-три смены, если смогу вырваться завтра вечером, все, чего захочу, – сидеть дома, задрав ноги повыше. Я позвонила, чтобы задать один вопрос. Ты знаком с местностью к югу от реки и к западу от города?
– Немного, – ответил я.
– Прекрасно. Знаешь старую ферму Филипса? Это примерно в миле от воды, на окружной дороге номер 115, двухэтажное деревянное здание. Есть предположения, как долго оно там простояло?
– Лет тридцать – может, чуть больше.
Я услышал разочарование в ее голосе.
– Уверен?
– Человек по имени профессор Пикок брал нас с тетей на охоту за индейскими реликвиями; я помню, как там строили ферму и обыскивали поля в поисках наконечников стрел в первый год, когда их вспахали. Земля принадлежала одному из двоюродных братьев Бена Портера, но он просто пас на ней скот.
– Возможно, на том месте когда-то стоял другой дом. Ты не видел там дыру от подвала или старую трубу до того, как построили новое здание?
– Не припоминаю такого.
– Ну ладно, это все, что я хотела узнать. Ден, насчет ужина – я не хочу никуда идти завтра, но почему бы тебе не зайти ко мне? Около семи?
Я сказал, что буду очень рад.
Квартира Лоис находилась на втором этаже частного дома, куда вела наружная лестница.
– Маленькая, – сказала она, – но уютная. Не возражаешь? Всего две комнаты и ванная, диван раскладной.
Я сказал, что не возражаю, и она налила мне выпить.
– Я заказала еду. Пять или шесть лет назад это потрясло бы меня: иметь парня и посылать за цыпленком. Но сейчас я слишком устала и мало что может меня шокировать. Как-нибудь в другой раз продемонстрирую, какой я хороший повар.
– Никогда бы не подумал, что в здешней библиотеке так много работы.
– Обычно ее не слишком много, но, как уже говорила, я занимаюсь генеалогией. Помнишь, я рассказывала тебе о доме Филипсов? Мне нужен фермерский дом, приблизительно в том же районе, который был построен до Гражданской войны. Я разыскиваю кладбище.
– Звучит ужасно.
– О, я не собираюсь раскапывать могилы или что-то в этом роде. Просто иногда старые надгробия содержат очень ценные сведения.
– Чья это была ферма?
– В том-то и беда, что я не знаю. Все, что мне известно, – это где она была и в какой стороне от нее располагалось кладбище. Знаешь, в прошлом веке на многих фермах были частные захоронения.
Парнишка-курьер принес еду; мы расстелили бумажную скатерть на металлическом столике Лоис, разложили еду по бумажным тарелкам и поели. После ужина сели на диван (она закинула ноги на кофейный столик), поцеловались и выпили скотча со льдом. Она сперва рассказала, как отправилась искать следы старого фермерского дома и порвала чулки о дикую ежевику, а через некоторое время сняла блузку, попросила помочь ей с застежкой на лифчике сзади и заявила, что станцует для меня; но к тому времени она уже с трудом держалась на ногах, и я без особых проблем ее отговорил. Через несколько минут она заснула. Для женщины лет тридцати пяти или около того у нее был
