Анна Зимова - Ходячие. Второй шаг

Шер наклонил голову, прижав руку с вилкой к груди.

– Мы с Верой лучшие подруги. С самого детства. Она напрасно думает, что может обвести меня вокруг пальца. Она не говорит, кто отец ребенка. Но именно ее скрытность дает мне повод думать…

– Почему вы считаете, что я должен это знать?

– Потому что, если я права, то лучше ему не рождаться.

– Вот как? Его отец – Сатана?

– Нет, Верин муж.

– Почему это так ужасно?

– Может быть, вам будет легче понять, если я скажу, что именно он ударил Веру ножом.

– Кажется, я начинаю понимать.

– Дело даже не в том, что он неотесанный болван и хам, который жил за ее счет. Сейчас речь не об этом. Гораздо важнее то, что он – алкоголик. Агрессивная личность. Напившись, он не мог держать себя в руках. Причем, если вы представляете себе богемного типа, музыканта или художника, то вы сильно ошибаетесь. Ее муж был самым что ни на есть примитивным существом. Быдло, которое работает на стройке, а напиваясь, буянит. От такого не может быть нормальных детей.

– Боже мой. Зачем она, тонкая женщина, жила с таким?

– Это и для меня загадка. Жалела, наверное. Вечно она всех жалеет. Верила, что он может измениться. Каждый раз, когда она собиралась его бросить, он клялся, что исправится. Что найдет приличную работу. Что они будут жить, а не прозябать. Она верила. Но как только он понимал, что прощен, то о своих обещаниях сразу же забывал. Снова пил и гулял. «Это вы ни черта не делаете, а я устаю, мне нужен настоящий отдых». Последствия его «настоящего отдыха» – запущенный алкоголизм. Ребенок может быть дауном. Имбицилом. Есть мужчины, от которых нельзя рожать, понимаете? Но у Веры хватило жалости и на то, чтобы забеременеть. Она просто боялась мне об этом сказать.

– Но что можно сделать сейчас?

– Вы же врач. Кое-что можно сделать. У меня с ней из-за этой беременности испортились отношения. Но вас она уважает. К вам она прислушается. Отговорите ее.

– Я этого сделать не могу, даже если бы хотел. – Шер стал активнее мешать в своей миске. – Это ее ребенок, и решать только ей.

– Да ничего она не может решить! Ничего. Она попросту не справится. Говорить «не суйте нос в мою жизнь» могут только те, кто хоть чего-то сам в этой жизни добился. А Вера всю жизнь плывет по течению. Вы не представляете, как мне приходится ее тормошить.

– Уверен, вы преувеличиваете. Она просто мало верит в себя и слишком верит в вас. А ведь она одна одолела бандита. Я не считаю ее такой уж беспомощной.

– Я понимаю, что кажусь грубой и заносчивой. Но у нас откровенный разговор. Она слишком нежна для этого мира. Она не знает, как лечить. Как зарабатывать деньги. Как оплачивать квитанции. Во всем ей нужна помощь. Ее так называемая семья существовала только на то, что я им подкидывала. И не надо осуждать меня за излишнее участие в ее жизни. В моей помощи корысти нет. Я никогда ничего не просила взамен, кроме дружбы.

– И тем не менее я считаю лишать ее этого ребенка – непорядочно.

– Но этот младенец будет несчастьем не только для нее, но и для всех нас! Вы же это понимаете. Он может родиться больным! Что тогда с ним делать?

– Вот родится, тогда и разберемся.

– Понятно. И вы туда же. «Младенец, как это здорово, у-сю-сю». Но мне казалось, Георгий Яковлевич, что вам небезразлична судьба Веры. Что вы к ней хорошо относитесь.

– Разумеется.

– Я имела в виду, что этот ребенок, скажем так, не в ваших интересах.

– Простите?

– Вы прекрасно понимаете, о чем я.

– Ну вот. Попробуйте, пожалуйста. Я не пересолил? Этот разговор заставил меня отвлечься от готовки.

Да, ее здесь определенно никто не любит. Конечно, не так как Каролину, но все же. Если Каролину не любили открыто, то ее, Александру Калашникову, не любят, стараясь это скрывать. Но с недавних пор она, если можно так сказать, заменила им Каролину. Та ведь теперь – мученица, чуть не святая. Вот Лидия Вячеславовна. Негласно назначенная домоправительницей, она раздает приказы направо и налево. Но, если обращается к ней, непременно добавляет: «Если вам, конечно, не в тягость». Это настолько тонкая насмешка, что Лидию Вячеславовну на место-то не поставишь. Саня тоже не сумел скрыть удивление, когда она вызвалась съездить с ним за продуктами и в аптеку. Спросил: «Вы уверены? Вы же раньше не ездили. Может, я кого другого возьму?» Саня не договорил, но в глазах его явно читалось продолжение: «Кого-нибудь не такого заносчивого».

Все друг с другом на «ты», всем уже придумали прозвища, и только ее называют по-прежнему «Александра» и на «вы». Да и плевать, не привыкать. Никогда она не искала всеобщей любви. Жалко только, что Вера не разговаривает, дуется. Смотрит недоверчиво. Закрылась на сто замков. Ребенок зреет в ней, как яблоко раздора. Если на мнение остальных Александре было плевать, то Верина холодность ранила больно.

И ни до кого ведь не достучишься. Стоило только заикнуться о том, что ребенок станет обузой, как ее сразу заклевали. Списали ее заявление на женскую ревность, обвинили в черствости, цинизме и даже зависти. Она пыталась говорить об этом с Шером. Надеялась, что он, как врач, поймет правильность ее аргументов. Но Шер тоже сделал вид, что ничего особенного не произошло, и волноваться не о чем. Даже он не пожелал ее поддержать.

Раньше, вставая ночью за водой или таблеткой, Вера спрашивала: «Алекса, тебе захватить что-нибудь?» Теперь не спрашивает, хотя прекрасно знает, что она не спит. Обида, вот что ей мешает заснуть. Обида не сиюминутная, та, которая рассасывается после обмена колкостями или извинениями, нет, это обида всепоглощающая. Разумеется, Верина жизнь – это только Верина жизнь. Но ее, Александру, терзает гадкое чувство, что подруга предала ее, поступила нечестно. Они были вместе и в горе, и в радости, не имели друг от друга секретов. Но случилась эта беременность, и Вера словно отгородилась высокой стеной. Никогда она не подозревала за Верой такой чисто женской изощренной жестокости. Неужели она могла так ошибаться? Сначала подруга плачет у нее на плече, жалуется на мужа-обидчика. И все ради чего? Чтобы тайком с ним встречаться, забеременеть от него? Вера даже не сказала, кто отец ребенка. Александре дали понять, что не ее это дело.

Нужно широко смотреть на вещи, видеть во всем светлую сторону, уметь прощать. На этих китах можно построить счастливую жизнь. Но почему-то именно сейчас не получается. Таблетки, которые лежат в кармане пиджака, вот что немного примиряет ее с действительностью. Найдя их в аптеке, она обрела уверенность. Будто снова взяла в руки свою судьбу. Проворочавшись несколько ночей без сна, Александра наконец решилась. Никогда не позволяй течению нести тебя туда, куда тебе не хочется. Если ты уверен в своей правоте – действуй. А она уверена в том, что поступает правильно. Еще один секрет – не камень, не пригнет к земле. Если все кругом заблуждаются, это не значит, что и она станет закрывать глаза. Таблетки растворятся в чае без следа. И оставим сантименты. «Месть», – скажут ей. «Здравый смысл», – ответит она.