Тим Волков - Зов Иерихона

 -Дитрих, я сошел с ума? – с надеждой спросил Корб.

 -На сумасшедшего вы не похожи. А если и так, то тогда я тоже сумасшедший, - Дитрих потянул стакан к губам, но тот оказался пустым.

 -Я принесу ещё, - Корб встал, слегка запинаясь, ушел в другую комнату. Долго гремел стеклом, ругаясь.

 Дитрих поднялся, понял, что шотландский самогон уже порядочно ударил в голову. Решил оглядеться.

 Богатое убранство комнаты не сразу бросилось в глаза. Всё сдержано, но одного прикосновения к столу хватило, чтобы понять, что сделан он из красного дерева, а углы оббиты серебряными узорчатыми вставками. За такой надо выложить кругленькую сумму. Работа мастера.

 Каждая вещь здесь пахла чем-то безумно дорогим, кожей, ароматным табаком, заграничными пряностями, столетним дубом, духами из последних коллекций парфюмеров. Дитрих спрятал руки в карманы, боясь дотронуться до чего-нибудь и обесчестить эту чистоту своими пропахшими кислотой и капустой пальцами.

 Ещё одной особенностью комнаты были картины, в неимоверном количестве висели они на стенах, и еще с два десятка лежало в углу, словно ожидая своей очереди. На одних были изображены неизвестные ему люди, в странных одеждах-накидках, а то и вовсе голые, на других – пейзажи, до боли знакомые сердцу – Иерихон и его окрестности. Вон вид на озеро, вон каменный утёс, где в прошлом году разбился Захарий, вон лес, с другой стороны которого живёт гробовщик.

 Дитрих поежился.

 Захотелось выпить ещё.

 Словно читая его мысли, в комнату вернулся Корб.

 -Красивые картины, - произнес Дитрих, принимая из рук Корба наполненный стакан.

 -Это мои картины. Я – художник.

 -Ваши? То есть вы их нарисовали?

 -Да.

 -Очень красиво, правда. А вот этот дядька с плешью – это ваш родственник? Может дед? Похож чем-то.

 -Это же Юлий Цезарь!

 -Цезарь, - эхом повторил Дитрих. – Да определенно есть сходство с вами.

 Корб невесело улыбнулся. Потом глаза его заблестели, он поставил стакан на стол и потянул Дитриха.

 -Пойдёмте, я покажу вам свою последнюю работу.

 Они миновали коридор, поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, в мастерскую.

 Среди всеобщего хаоса холстов, бумаг, набросков и банок с краской посреди комнаты стояло полотно, огромных размеров, около двух метров в высоту и трёх в длину. Картина была ещё не завершена, но и то, что было нарисовано, заставило Дитриха мгновенно протрезветь.

 -Так вот вам зачем фотографии лиц мертвецов…

 -Картина называется «Падение города». Как вам? Нравиться?

 -Дитрих подошел ближе. От неоднозначности чувств раскрыл рот.

 Город, несомненно, Иерихон, главная площадь, на которой люди. Они в панике, в той стадии её, когда еще миг и безумство застелет глаза, и они рвануться напролом, прочь, подминая всё живое под себя, не различая штыков и ям, лишь бы спастись, уйти прочь из западни. Дома превратились в развалины, камни и обломки, кого-то придавило обрушившейся стеной. Горят соломенные крыши. Маслянистый дым стелется по земле. Собаки надрывно лают, но предотвратить случившееся уже не могут. Солдаты храбро защищали город, но теперь они мертвы – их тела подмяла под себя вражеская конница, на копьях висят тела, лица погибших, выражение боли. Эти лица, эти гипнотические лица, так знакомы! Проклятье!

 -Погибшие люди на картине, вы срисовали их с моих фотографий. Зачем?

 Дитрих смахнул холодный липкий пот со лба, нервно стал почесывать свою бороду.

 -Достоверность. Для меня каждая деталь имеет значение. Не хотел срисовывать мертвецов с живых людей, поэтому обратился к вам.

 -Проклят тот день, в который я родился! Эта картина – у меня холодок по спине пробежал! Господи, а местность! Я знаю это место – центральная площадь.

 -Вы правы.

 -А зачем?.. – Дитрих не смог сформулировать вопрос до конца.

 -Иерихон – это то место, о котором я узнал случайно. Как увидел, сразу понял – здесь будет написана моя следующая картина. Я долго продумывал сюжет, подбирал ландшафты, но, увидев этот город, отбросил всё.

 Корб, довольный реакцией Дитриха, утёр ус.

 -В основе картины лежит один библейский сюжет.

 Дитрих покачал головой, то, подходя к холсту вплотную, то, рассматривая издалека.

 -Странные вы художники.

 -Чем же это?

 -Всё меня этот вопрос мучает. Зачем рисовать картины, когда изобретён фотоаппарат? Увидел нужный пейзаж, сфотографировал. Конечно, с сюжетами такого рода сложнее будет, но ведь можно и актёров нанять. Тех денег, которые вы мне отстегнули ради фотографий, хватило бы с лихвой, еще бы и на лошадей осталось.

 -Фотография чёрно-белая, картина в цвете. И это только самое поверхностное объяснение, какое можно привести в пример. Картина – это искусство. А фотография – ремесленничество.

 -Искусство, не искусство. Какая разница? Результат-то один. Захотел я сделать чей-нибудь портрет, взял и снял его на аппарат, быстро и просто, пока вы будете возиться с красками. Да ещё не так что-нибудь нарисуете, приврете где, нос больше намалюете, губы толще. А у меня всё без вранья. Какой есть, такой и получится.

 -Глупые споры. Фотоаппарат и краски – это только инструмент в руках творца. А как он поступит с ними дальше это уже другой вопрос. Не даром первый способ получения фотографии придумал художник.

 -Неужели?

 -Француз, толковый парень был, как-то взял…

 Разговор внезапно был прерван истошным женским криком.

 Дитрих и Корб переглянулись, в ту же секунду с любопытством прильнули к окну. С ужасом стали наблюдать жуткую картину.

 Женщина, молодая ещё, оборванная, обезумевшая, бегала по площади и истошно кричала, вцепившись себе в волосы. Окруживший её люд с интересом наблюдал за ней, боясь приблизиться. Кто-то хотел было успокоить сумасшедшую, но, едва не лишившись глаз и получив крепкую оплеуху, отстал.

 Дитрих отпрянул от окна. В голове помутилось, а сердце будто сковал огромный паук.

 -Что такое?

 -Я её знаю. Вдова. Она приходила ко мне, делала заказ на пост мортем. Мужа сфотографировать. Фрэнка…

Глава 6. История одного захоронения

 В полицейском участке их было трое – двое мужчин, уставших, постоянно куривших и женщина, измученная, плачущая. Они говорили. Говорили долго. Иногда один из мужчин что-то спрашивал, уточнял, но больше слушал, кивая головой. Второй писал, лишь изредка поднимая взгляд на женщину, на её вырез платья, на пышную грудь. День клонился к концу и каждый из троих хотел бросить всё и отдохнуть, но не могли они себе позволить этого, по разным причинам не могли, и поэтому сидели в полицейском участке и терпеливо разговаривали, курили и смотрели на грудь.