Давид Зурдо - 616 — Ад повсюду

Дэниел пошел в глубь обширного зеленого луга, обвеваемый легким ветерком и красивой музыкой. Его ноги утопали в траве. Дюжина шакалов расступилась, позволив ему следовать по течению речушки. Он шел так легко, будто летел по воздуху. Наконец он достиг истока. Его взгляду открылось озеро, из которого вытекали еще три речушки. Посреди озера находился остров. И в центре острова рос единственный цветок.

— Моя роза, — прошептал Дэниел во сне.

Это была великолепная красная роза. Дэниел вошел в воду. Озеро оказалось не более полуметра в глубину. Сквозь прозрачную воду виднелось дно.

Он приближался к острову. Скоро он сможет прикоснуться к своей розе… И вдруг все изменилось.

На небе появилась тень, поглотившая солнце. Дэниел ощутил холод. Вода помутнела, приобрела темный, угрожающе-синий оттенок. Он заторопился, чтобы побыстрее добраться до острова и своей розы, но ноги свело судорогой. От этого каждый шаг отдавался в нем невыносимой болью. А вокруг него продолжались ужасные изменения. Листья деревьев пожелтели, потом стали бурыми. Они падали на землю и скрывались в траве, которая жухла на глазах. Та же болезнь поражала и другие растения: их стебли корчились в агонии, теряя лепестки увядших цветов.

Музыка, наполнявшая дух Дэниела радостью и светом, превратилась в урчание, а потом в ужасные завывания боли и страдания. Воздух наполнился гнилым зловонием, а звери… Дэниел увидел, как они, обезумев, стали рвать друг друга на части — и хищники, и травоядные. Хрустальные воды наполнились кровавыми ошметками. Тысячи дохлых рыб плавали в мутной багровой жиже.

Дэниел застонал, ошеломленный… Его роза. Он должен добраться до нее. Но у него не осталось сил, чтобы двигаться. Вода стала холодной как никогда. Что-то склизкое, невыносимо мерзкое проскользнуло между ногами. По телу пробежала дрожь. Синева небес наполнилась желтоватыми и огненно-красными всполохами. Дэниел стоял посреди озера, окаменев от горя. Он на секунду отвернулся от горизонта и почувствовал, что по щекам текут слезы. Вокруг него не осталось ничего живого.

— Нет, нет… — застонал Дэниел, еще не проснувшись.

Откуда-то с горизонта донесся зловещий крик, и небо полностью затянуло багровой пеленой. Последней умерла его роза.

— Не-е-е-ет!

Этот вопль разнесся по всему отделению, а в центральном управлении взорвалась сирена пульта контроля. Не прошло и десяти секунд, как в палату вбежали врач и две медицинские сестры. Сердечный монитор отмечал триста пятнадцать ударов в минуту.

— У него сейчас разорвется сердце! — крикнул врач. — Полмиллиграмма эсмолола на килограмм! Быстро! И выключите кто-нибудь эту сирену!

4

— Здравствуй, Дэниел.

Старый садовник ничего не ответил матери настоятельнице. Он не повернулся к двери, когда она вошла в комнату, и даже не зажмурился, когда монахиня распахнула занавески, чтобы впустить в палату немного света. Дэниел продолжал сидеть на краю кровати с совершенно потерянным видом. Так прошел весь день после того, как его выписали из больницы. Опасность миновала, хотя последствия пожара давали о себе знать. Сестры определили Дэниела в приют для нищих стариков в Бостоне, который находился под опекой монастыря. Других вариантов не было.

При виде отрешенного, безразличного ко всему Дэниела сердца монахинь сжимались от жалости. Конечно, такое состояние старика могли вызвать транквилизаторы, которые он принимал, но все знали, что дело не только в них… После пожара Дэниела мучили ночные кошмары. Старик никому не рассказывал о них, но монахини слышали его стоны, и часто одна из сестер обнаруживала его в поздний час с выпученными от страха глазами, захлебывающегося в истерическом крике и бормочущего непонятные слова. С каждым днем Дэниелу становилось все хуже. Местный врач уже и не знал, что делать. Он продолжал выписывать старику транквилизаторы, но те лишь усугубляли его и без того плачевное состояние и были совершенно бессильны против кошмаров.

Однако больше всего Дэниел страдал по розе, сгинувшей во время пожара. Когда-то он принес ее в монастырь. Монахини так и не узнали, где он ее достал, но с тех пор Дэниел привязался к ней, как к самому близкому существу. И он не сомневался в том, что это именно роза, хотя с тем же успехом речь могла идти и о любом другом растении.

— Так больше не может продолжаться! — воскликнула мать настоятельница, глядя на потерянное лицо старого садовника. — Нужно немедленно позвонить доктору Барретт.

Монахиня была настроена решительно. Бедный Дэниел… Впрочем, она знала, чем поднять ему настроение…

Негромкий стук в дверь оторвал монахиню от ее мыслей.

— Войдите.

— Э-э-э… Здравствуйте.

Монахиня взглянула на вошедшего и спросила:

— Вы мистер Нолан?

— Да, это я. Джозеф Нолан.

— Рада с вами познакомиться. Мы разговаривали с вами по телефону сегодня утром. Я только что подумала о вас. Странно, вам не кажется?.. Но что же вы стоите? Проходите, — торопливо добавила она еще до того, как пожарный смог ей ответить. — Вы принесли ее?

— Да.

Джозефу было не так-то просто найти Дэниела. Он потратил на это целую неделю, организовал два ужина, не говоря уже о походе в кино с малознакомой девушкой и экскурсии двадцати детей в его пожарную команду. Хотя он хотел вернуться в больницу раньше, он не сделал этого ни на следующий день после своего единственного визита к Дэниелу, ни в остальные дни, которые тот провел в интенсивной терапии. Когда Джозеф набрался наконец храбрости, чтобы снова приехать в больницу, Дэниела уже выписали, и никто не хотел говорить пожарному, куда отправили старика. Ужины и посещение кинотеатра с сотрудницей больничной администрации были платой за адрес приюта — грязный трюк, пусть и совершенный из благих намерений. Ну а экскурсия в пожарное управление Бостона стала дополнительным подарком для племянника девушки и его дружков-акселератов, сущих исчадий ада.

— Дэниел, посмотри, что принес тебе мистер Джозеф Нолан. Это твоя роза!

— Моя… роза? — переспросил Дэниел, бросив удивленный взгляд на Джозефа. — Моя… роза!

— Я нашел ее в развалинах твоего сарая, — пробормотал пожарный, немного оробев. — Ты оказался прав, Дэниел. Она была там.

Хандра Дэниела мигом улетучилась. Он с неожиданной быстротой спрыгнул с кровати, заключив в объятия и Джозефа, и цветочный горшок, который тот держал в руках.

— Что нужно сказать, Дэниел?

— Спасибо, Джо… зеф.

Лицо пожарного расплылось о широкой улыбке, когда он услышал, как Дэниел произнес, пусть и неуверенно, его имя.