Абрахам Меррит - Гори, ведьма, гори! (сборник)

– Вы знаете, что нет, – ответил Брейл.

– Знаю. Таким образом, кроме проблематичного шарика в крови нет никакого признака метода. Давайте рассмотрим второй фактор – возможность. У нас имеются: сомнительная дама, бандит, уважаемая пожилая девица, каменщик, одиннадцатилетняя школьница, банкир, акробат, гимнаст. Самая разношерстная компания. Никто из них, кроме трех, не имеет ничего общего. Кто мог войти в одинаково тесный контакт с бандитом Питерсом и девицей из Социальной регистратуры Руфью Вейли? Как мог человек, связанный с банкиром Маршаллом, иметь связь с акробатом? И так далее. Надеюсь, трудность положения вам ясна? Если все это убийства, нужно наличие отношений между всеми этими людьми. Вы с этим согласны?

– Частично.

– Хорошо, продолжаю. Если бы они все были соседями, мы могли бы предположить, что они находились в сфере деятельности гипотетического убийцы. Но они…

– Простите меня, доктор, – перебил Рикори. – Но представьте себе, что у них мог быть какой–то общий интерес, который ввел их в эту сферу?

– Какой же общий интерес может быть у столь разных людей?

– Он ясно указан в этих письмах и в рассказе Мак–Кенна.

– О чем вы говорите, Рикори?

– Дети, – ответил он.

Брейл кивнул.

– Я тоже заметил это.

– Посмотрите письма, – продолжал Рикори, – мисс Вейли описана как дама добрая и любящая детей. Ее доброта как раз и выливалась в то, что она помогала им. Маршалл, банкир, тоже интересовался детскими приютами. Каменщик, гимнаст и акробат имели своих детей. Анита сама ребенок. Питерс и Дарили, по словам Мак–Кенна, сходили с ума по ребенку.

– Но если это убийства, то все они сделаны одной и той же рукой. Не может быть, чтобы все восемь интересовались одним ребенком?

– Правильно, – заметил Брейл. – Все они могли интересоваться какой–нибудь особой вещью, которая нужна ребенку для развлечения или еще чего–нибудь и которую можно достать в одном месте. А исследовав это место…

– Над этим стоит подумать, – сказал я. – Но мне кажется, здесь дело проще. Дома, в которых жили эти люди, мог посещать один какой–то человек, например, радиомеханик, страховой агент, сборщик податей…

Брейл пожал плечами. Рикори не ответил. Он глубоко задумался и, кажется, даже не слыхал моих слов.

– Послушайте, Рикори, – сказал я. – Мы зашли слишком далеко. Метод убийства – если это убийство – неизвестен. Возможность убийства надо определить, найдя особу, профессия которой представляла интерес для всех восьми и которая посещала их или они посещали ее, например, особо, имеющая отношение к детям. Теперь о мотивах. Месть, выгода, любовь, ревность, самозащита? Ни один не может быть избран, так как мы снова упремся в социальные мотивы – положение людей в обществе и т.д.

– А что, если это будет удовлетворение, которое чувствует субъект, удовлетворяя страсть к убийству, к смерти, это не может быть мотивом? – спросил как–то странно Брейл.

Рикори приподнялся, внимательно и удивленно посмотрел на него и снова опустился в кресло. Чувствовалось, что он теперь живо заинтересован.

– Я как раз и хотел рассмотреть возможность появления такого убийцы, – сказал я сердито.

– Это совсем не то, – уверенно произнес Брейл. – Помните у Лонгфелло: «Я пускаю стрелу на воздух, она падает на землю, не знаю куда». Я никогда не соглашался с тем, что автор подразумевал в этих строках отправку корабля в неизвестные порты и его возвращение с грузом слоновой кости, павлинами, обезьянами и драгоценными камнями. Есть люди, которые не могут стоять у окна над шумной улицей или на вершине небоскреба, чтобы не чувствовать в глубине души желание бросить вниз что–нибудь тяжелое. Они чувствуют приметное волнение, стараясь угадать, кто был бы убит. Это чувство силы. Как–будто он становится Богом и может наслать чуму на людей. В душе ему хотелось и выпустить стрелу и представить в своем воображении, попала ли она кому–нибудь в глаз, в сердце или убила бродячую собаку.

Теперь продолжим начатое рассуждение. Дайте одному из таких людей силу и возможность выпустить в мир смерть, причину которой невозможно обнаружить. Он в безопасности – бог смерти. Не имея никакой особой ненависти к кому–либо персонально, он просто выпускает свои стрелы в воздух, как стрелок Лонгфелло, ради удовольствия.

– И вы не назовете такого человека убийцей–маньяком? – спросил я сухо.

– Не обязательно. Просто лишенным обычных взглядов на убийство. Может быть, он не знает, что поступает плохо. Каждый из нас приходит в мир со смертным приговором, причем метод его выполнения и время неизвестны. Ну, убийца может рассматривать себя самого таким же естественным фактором, как сама смерть. Ни один человек не верит в то, что он и все на земле управляется мудрым и всесильным Богом, не считает его убийцей–маньяком. А он напускает на человечество войны, чуму, голод, потопы, болезни, землетрясения – на верующих и неверующих одинаково.

Если вы верите в то, что все находится в руках того, кого неопределенно называют судьбой, назовете вы судьбу маньяком–убийцей?

– Ваш гипотетический стрелок, – сказал я, – выпустил исключительно неприятную стрелу, Брейл. Дискуссия наша приняла слишком метафизический характер для такого простого научного работника, как я. Рикори, я не могу доложить все это полиции. Они вежливо выслушают и от всей души посмеются после моего ухода. Если я расскажу все, что было, медицинским авторитетам, они сочтут меня ненормальным. И мне не хотелось бы привлекать к делу частных сыщиков.

– Что вы хотите от меня? – спросил Рикори.

– Вы обладаете необыкновенными связями, Рикори. Я хочу, чтобы вы восстановили все передвижение Питерса и Гортензии Дарили за последние два месяца. Я хочу, чтобы вы, по возможности, проверили и других. Я хочу, чтобы вы нашли то место, в котором скрестились пути этих бедняг. И хотя ум говорит мне, что вы с Брейлом несете чушь, чувства говорят, что вы в чем–то правы.

– Вы прогрессируете, доктор, – вежливо сказал Рикори. – Я предсказываю, что скоро вы признаете существование моей ведьмы.

– Я до такой степени выбит из колеи, что могу признать даже это.

Рикори рассмеялся и занялся выпиской сведений из писем.

Пробило 10. Появился Мак–Кенн и сказал, что машина подана. Мы проводили Рикори и тут мне в голову пришла одна идея.

– С чего вы хотите начать, Рикори?

– Я съезжу к сестре Питерса.

– Она знает, что он умер?

– Нет, – ответил он неохотно. – Она думает, что он уехал. Он часто подолгу отсутствовал и при этом ничего не сообщал ей о себе. Связь с ней обычно держал я. Я не сказал ей о его смерти, потому что она очень любила его. Известие причинит ей огромное горе, а… через месяц у нее будет ребенок.