Дмитрий Громов - Путь проклятых

– Ага, вернее – смерть!

– Нет, жизнь! Ты ведь ходишь, разговариваешь, шутишь, куришь вон даже! И руки у тебя теплые! Не веришь?

– Верю… – я с изумлением понял, что она говорит правду. Что же со мной происходит?!

– А еще ты влюбился. В меня! Скажешь, неправда?

– Правда, – невесело усмехнулся я. – Только лучше бы тебе держаться от меня подальше! А мне – от тебя.

– Глупенький! Ты ведь живой! Хотя и вампир. Но ведь это просто здорово! Школа, потом институт, работа, семья, магазины, телевизор – разве это жизнь? А вот у тебя…

– Ну да, чужие глотки рвать – это действительно жизнь! – огрызнулся я.

– Ну почему ты опять… – на глазах у Эльвиры выступили слезы. – Да пусть даже глотки рвать! – вдруг выкрикнула она. – Все лучше, чем так… прозябать. Это по крайней мере – настоящее! Это – жизнь. Или смерть. Но – настоящая, а не та, что все себе придумывают, как в этих сериалах…

Она замолчала, всхлипнула.

– Ну что ты, милая, успокойся, – я обнял ее за плечи, и она вдруг вскинула голову, рванулась ко мне и припала к моим губам своими – такими нежными, такими сладостными…

Она чуть было не добилась своего. Ее шея была совсем рядом, она словно специально подставляла ее: белая бархатистая кожа и так соблазнительно, приглашающе трепещущая в ожидании жилка…

В последний момент я с невероятным усилием отшатнулся от нее, поняв: Эльвира действительно делала это специально! Она хотела, чтобы я ее укусил! А потом… потом у меня уже не будет другого выхода, кроме как сделать ее такой, как я – просто убить ее я бы не смог, и она это знала!

– Нет, девочка, не выйдет! – прохрипел я, с трудом подавляя туманящее разум нестерпимое желание. – Ты сама не понимаешь, что делаешь! Ведь обратной дороги уже не будет – даже если кто-нибудь всадит мне в сердце осиновый кол до рассвета! Это все красивые сказки, а как оно на самом деле – ты уже видела. И это еще не все! Неужели ты хочешь…

– Хочу, – очень серьезно ответила она, глядя мне прямо в глаза. – Ведь это мой единственный шанс стать не такой, как все! Стать такой, как ты! Ведь я тоже люблю тебя, – тихо добавила она.

– И я люблю тебя, девочка, – я провел рукой по ее волосам. – Это ново и необычно для меня, вампира, ночного убийцы – но я люблю тебя! Может быть, именно поэтому мои руки теплеют, когда мы вместе. Я ведь никогда никого не любил раньше… Но именно поэтому я не позволю тебе стать такой, как я! Я проклят, Эльвира! Я – мертвый, что бы ты ни говорила! А ты… тебе еще жить и жить! Лучше всего нам было бы расстаться, но… я уже не могу без тебя!

– А я – без тебя, – прошептала она. – Ну ладно, раз ты не хочешь – давай просто целоваться!

Мы целовались долго и самозабвенно. И в эти мгновения я на самом деле ощущал себя живым.

Потом, уже под утро, я спешил к себе, и не успевал, небо на востоке уже занялось ослепительным жгучим сиянием, еще невидимым для людей, но причинявшим мне боль; в голове колокольным звоном гудела бешено пульсирующая кровь, мысли путались, и я бежал из последних сил, я мчался, летел… я действительно летел! Впервые в своей посмертной «жизни» я смог взлететь – и это спасло мне «жизнь».

Я успел.

Успел в последние мгновения перед испепеляющим рассветом.

Да, что-то со мной действительно происходило.

…Два наполовину погруженных в прозрачный студень тела на высоких, похожих на надгробия, постаментах. Под потолком – пригашенные бестеневые лампы, как в операционной. Разноцветные водоросли проводов, болотные огоньки индикаторов, бельма экранов… Голоса. Обрывки фраз.

– …по сценарию. Следующим… активация… экстремальные условия… градиент психической напряженности… – голос обволакивает серой ватой, в которой прячется отточенная хирургическая сталь.

– …очень любопытных эффектов. Клиническая смерть… замедление метаболизма; сердце почти не бьется, дыхание… изменение химического… – уверенный индиго, карминовые прожилки нездорового интереса.

Кто же эти двое, залитые в студень, распятые на двух надгробиях? Кто?!

Почему-то мне это кажется очень важным. Но сфокусировать взгляд никак не удается, картинка плывет; последнее, что я вижу – чье-то лицо, склоняющееся…

Я уже видел этот сон, видел! Но он всякий раз ускользал, не давался, оставляя после себя лишь некие смутные, неясные ощущения – и лишь сегодня мне удалось удержать его в памяти, сохранить хоть что-то после пробуждения.

Я чувствовал: это было нечто большее, чем просто сон, игра причудливых образов. Некая иная, внутренняя реальность?

Или…

Что-то менялось во мне – впервые за двадцать с лишним лет посмертного существования!

…Разумеется, мы с Эльвирой (Эльвица, Элис[1], Девочка Эли[2] – я называл ее по-разному, и она каждый раз так искренне смеялась над очередным подобным прозвищем, что я не уставал выдумывать все новые) – разумеется, мы с Эли встречались с тех пор каждый вечер. Мы были уже не в силах расстаться, и я больше не предпринимал попыток оттолкнуть ее; я понял – это судьба!

Через несколько дней (вернее, ночей) я, окончательно убедившись, что теперь способен летать аки птица (точнее, аки нетопырь!), продемонстрировал моей Эльвице свое новое умение. В тот вечер я специально надел длинный кожаный плащ с высоким воротником (мне все равно, во что одеваться: нам, упырям, при любой погоде ни жарко, ни холодно; так что плащ я одел исключительно для драматического эффекта). В этом плаще я действительно походил на своего тезку Влада Дракулу-Цепеша – особенно когда начал медленно подниматься в воздух, воздев руки к наливавшейся лимонной желтизной полной луне!

Девочка Эли просто ахнула, а я, ободренный подобной реакцией, свечой взмыл вверх, потом спикировал обратно, продемонстрировал Эльвире несколько воздушных пируэтов, смерчем закружился вокруг нее, не давая опомниться – и бесшумно приземлился рядом. Я чувствовал себя прекрасно – словно летал всю жизнь (и не только «загробную»)!

А потом я посмотрел ей в глаза и без слов понял, чего она сейчас хочет больше всего на свете. Нет, конечно, она хотела большего, но сейчас…

– Welcome to Wonderland, Alice![3] – и, подхватив ее, я снова взмыл в воздух.

Мы плыли над ночным городом, и у нее просто не было слов, чтобы выразить свои чувства, а когда я дал ей вволю налюбоваться открывающейся с высоты панорамой, то решил немного похулиганить и ринулся вниз, со свистом проносясь мимо окон домов, не сбавляя скорости на виражах, в последнее мгновение сворачивая в сторону, огибая деревья и фонарные столбы; мы неслись, словно черный вихрь, и на особо крутых виражах Эльвира визжала от восторга: она совсем не боялась!