Артем Тихомиров - Приход ночи

Я сходила за сигаретами, в кармане куртки отыскалась пачка, наполненная на одну треть. Вернувшись на кухню, я открыла форточку, достала пепельницу и задымила.

Что-то, однако, меня тревожило. Зуд из головы переместился в грудь.

Нечто не давало мне покоя. Мозг, видимо, еще не проснулся целиком, хотя тело пришло в норму, раз я могла курить. Мысли ворочались еле-еле.

Хотела проверить сотовый, но сейчас эта мысль показалась катастрофически нелепой. Мне никого не хотелось видеть или слышать, ни от кого не хотелось получать эсэмэски. Моя типичная реакция на похмелье: хочется забиться в темную норку, свернуться там калачиком и отгородиться от всего. Частенько в детстве я представляла себе, что я маленькая серенькая мышка, которая живет как раз в таком месте. Ложась спать, я всякий раз думала о тех километрах, что разделяют меня и поверхность земли. Под большим тяжелым одеялом я чувствовала себя в безопасности. Ничто не могло меня потревожить, пока я под землей в своем убежище.

Я потушила окурок, не заметив, что сигарета выкурена лишь наполовину.

Встала, и моя нога задела что-то мягкое, лежащее под табуреткой.

На меня сразу нахлынула всесметающая волна противоречивых ощущений. Это был мой свитер, который я сняла перед походом в ванную. Я бросила его здесь… и, видимо, он упал на пол, свесившись.

Я наклонилась и подняла свитер. Держа его на вытянутой руке, словно дохлую кошку, я долго не могла сообразить, что меня в нем смущает. Потом сообразила: когда я стянула его через голову, он был на левой стороне, а сейчас на правой.

Когда я успела его вывернуть? В тот же момент? Но я не помню.

Не помню, чтобы делала это! Свитер вывернут, ворот расправлен, края рукавов не загнуты. У меня пересохло во рту, я сжала губы, потом закусила их и посмотрела на стол, где должна была стоять кружка, из которой я пила молоко. Кружки не было… там, где я ее оставила. Стол вообще был пустым, если не считать закрытой пластмассовой хлебницы и пепельницы с моим окурком.

Я положила свитер на табуретку, копаясь в памяти в поисках воспоминаний о том, как выворачивала его на правую сторону. Ничего путного не попадалось.

Я посмотрела в сушилку с посудой и увидела кружку, вымытую, еще даже мокрую.

Мое оцепенение длилось долго, пока я не подошла и не набралась смелости взять ее в руки. Действительно, кружка мокрая.

Не понимая, что я творю, я протянула руку к полотенцам, висящим на стене слева, и потрогала каждое, Третье, самое близкое к мойке, было влажным у края, где торчала обрямкавшаяся бахрома. Тут мне в грудь словно впрыснули дозу крутого кипятка, сердце подпрыгнуло, сжалось, потом затрепетало. Я могла принести клятву на чем угодно и кому угодно, что не мыла кружку после того, как выпила молоко.

Я опустилась на колени и стала рассматривать пол, но ничего не нашла.

Если и были на линолеуме капельки воды, то они или высохли, или вообще не падали сюда. Полотенце на голове мешало, и я бросила его на табурет, поверх свитера. Я продвигалась все дальше, из кухни в коридор и в прихожую. Встала, включила свет, чтобы лучше видеть.

Ползая на четвереньках, я искала следы, пока не сообразила, чем же на самом деле занимаюсь. Потом вскочила и хотела кинуться бежать. Но бежать как раз и некуда. Во всяком случае, не в таком виде, голышом, в халате и тапочках, стоптанных внутрь. Я уставилась на входную дверь, четко и ясно осознавая вывод из всего происшедшего. Кто приходил в квартиру, пока я была в ванной. Этот кто-то вымыл кружку и вывернул свитер на правую сторону, но почему-то бросил его на пол, под табуретку. Зачем же, если кружка все равно выдала его посещение? Я прислонилась к стене, чувствуя нарастающую слабость в ногах и жгучий холод в районе солнечного сплетения. Могла приходить Таня, что-нибудь забывшая. Почему же тогда она не дала о себе знать?

Значит, это его шаги я слышала, приняв их за Танины. Его… кем бы он ни был.

Так, а если у кого-нибудь из подружек Тани были свои ключи? Или есть у какой-нибудь любовницы сейчас, в данный момент, и она может приходить сюда, когда ей вздумается? Тане не обязательно уведомлять меня о своей личной жизни.

Я подошла к внутренней двери и проверила замки, нижний и верхний.

Заперты — в этом не было сомнений с самого начала. Таня пользуется обоими, когда уходит из дома. Закрыта и железная дверь — там тоже есть замок.

Но… — металлический засов не задвинут… Это могла бы сделать я, если бы Таня попросила меня перед уходом, но она не стала нарушать мой сон. Я пыталась привязать новую гипотетическую подружку Тани к своей версии, но выходило плохо. Я не видела логики в ее действиях. Не зная обо мне, девушка могла бы поинтересоваться, кто занимает ванную, и дождаться, когда я выйду.

Вместо этого «она» выворачивает мой свитер, словно заботливая мама, моет кружку, а потом исчезает. Это же просто идиотизм.

Я задвинула цилиндрический засов (проклятая железка скрипнула!) и почувствовала, как сильно и быстро колотится сердце. Потом посмотрела в глазок на пустую лестничную площадку. В эти мгновенья я почти ничего не осознавала — ни что делаю, ни чего хочу добиться. Внутри меня все тряслось от ужаса. В голову стала лезть всякая дрянь.

Отступая от входной двери и боясь повернуться к ней спиной, я добралась ванной. Под моей ногой скрипнул пол, и этот звук я мгновенно узнала. Тот же самый, что я слышала. Скрип половицы, чуть приглушенный линолеумом с основой, но все-таки громкий. Душа у меня сорвалась с места, падая куда-то вниз. Я прижалась к простенку между ванной и туалетом. Этот неизвестный человек был здесь, возле меня. Вероятно, он наступил сюда случайно и выдал свое присутствие… Это опровергало версию о Тане. Или нет?

Я ничего не понимала, осознавая лишь, что запутываюсь все больше. Точно известно одно: пока я сидела в ванне, некто вошел в квартиру, а затем ретировался, почти не оставив следов. Непонятно, в чем был смысл его действий. Наверное, продемонстрировать мне, что ему ничего не стоит войти.

Однако не я тут хозяйка… Я провела по лицу руками, прошла на кухню и взяла свитер. Я зарылась в него носом, стараясь уловить посторонние запахи, но влажное полотенце, лежавшее сверху, пахнущее шампунем и мылом, скорее всего, уничтожило следы. Я ничего не добилась. Возможно, этот человек — мужчина — был в печатках. От этой мысли меня замутило. Я бросила свитер и вспомнила о Нюсе.

В большой комнате ее не было. Я позвала кошку по имени, потом универсальным «кис-кис», но Нюся не откликнулась. Обычно после пары минут уговоров она появлялась с гордым видом, словно решила-таки снизойти до людишек. Я ждала, Нюси не приходила.