Алексей Атеев - Мара

– Откуда это все? – не раз и не два задавал он вопрос обитателям Чернотала, но почти все они пожимали плечами. Кое-какой свет пролил лишь старик, владелец полотен.

– Тут до революции, – без особой охоты разъяснил он, – было имение… Помещик, значит, проживал… Фамилию забыл… Усадьба стояла над деревней, на крутояре. При ней сад имелся… или парк. Пруды были… Словом, богатая вотчина. Ну вот. Как семнадцатый год наступил, мужички имение оприходовали. Разорили то есть… Все, что в нем содержалось, растащили по домам. А это барахло с тех пор и валяется. Сейчас, конечно, ничего ценного, считай, не осталось. А раньше и мебель в избах барская стояла, даже рояль имелась… Ее потом в клуб перетащили, а клуб возьми да сгори. Словом, лишь хлам уцелел копеечный.

Но Десяткин думал иначе, хотя соображений своих вслух не высказывал.

Заснул он в доме Васи, своего первого знакомца, и, проснувшись среди ночи, долго не мог понять, где находится.

Поздним утром следующего дня он, наконец, распрощался с гостеприимными поселянами, пообещав вскоре снова приехать.

Было часов десять утра, когда Валера вырулил за пределы Чернотала. Ему очень хотелось остановиться где-нибудь у обочины дороги и обозреть как следует свои приобретения, но многолетний опыт подсказывал, что лучше это сделать дома, только там можно уверенно разделить добычу на ценные вещи и хлам, а пока что нечего забивать голову лишними сомнениями. Он лишь несколько раз обернулся – взглянуть на заднее сиденье, заваленное добычей: даже не верилось, что это – не сон, что ему действительно выпала такая невиданная удача. И может быть, поэтому он и не заметил, в какой именно момент перед машиной появилась женская фигура с поднятой вверх рукой. Десяткин не любил попутчиков и редко подсаживал их, но сейчас, неизвестно почему, притормозил и распахнул дверцу.

Женщина молча села рядом.

– Вам куда? – спросил Десяткин.

– Я скажу, где меня высадить, – уклончиво ответила женщина и уставилась на дорогу.

«Хмурая какая», – удивился Валера, трогая машину. Он покосился на незнакомку. Довольно молодая и вроде бы красивая: правильные черты лица, прямой, классической формы нос… Глядя на нее в профиль, он не мог разглядеть цвет глаз, но отметил длинные ресницы. Кто она такая? Одежда вроде городская… Впрочем, сейчас все одеваются одинаково.

– Так где же вас высадить? – снова поинтересовался Валера.

Она криво усмехнулась:

– Уже жалеете, что посадили?

– Да нет… – Он слегка смутился. – Просто любопытно, куда направляется такая интересная дама. Вы не в Чернотале живете?

Она повернула к нему лицо, и Валере показалось, что они уже где-то встречались.

– Где я живу?

– Ну да.

– Недалеко отсюда. – Она снова уставилась на дорогу.

«Ну и черт с тобой, – подумал Десяткин. – Не желаешь говорить, и не надо».

– А вы, Валерий Павлович, – неожиданно нарушила молчание попутчица, – не боитесь путешествовать в одиночестве?

– Мы разве знакомы? – изумился Десяткин.

– Удивлены, что я знаю ваше имя? Так вы же вчера почти каждому в деревне представлялись. Правда, вы были несколько… – она замялась, – «подшофе».

– Действительно, – промямлил Валера, – перебрал малость, издержки, так сказать, профессии… А что касается поездок моих, то чего ж бояться? Ценностей особых при мне нет, машина – так себе, проще говоря – дрянь.

– На дороге может всякое случиться.

– Вполне возможно, но только не со мной.

– Не зарекайтесь.

– Вот вы знаете, как меня звать, – решил переменить скользкую тему Десяткин, – так скажите мне, как вас величают?

– Мара.

Он скосил глаза на попутчицу. По ее лицу блуждала странная улыбка.

– Мара – это сокращенно? – продолжил он расспросы. – А как полное ваше имя? Тамара? Марина?..

– Вот я и приехала, – вместо ответа сказала женщина. – Остановите.

Десяткин резко нажал на педаль тормоза, отчего больно ударился грудью о руль, и с удивлением осмотрелся. Они остановились как раз возле давешних тополей, где он ночевал. Странно… Что она будет здесь делать? Ведь кругом голая степь. Может, поблизости есть какой-нибудь поселок? Впрочем, какое ему дело?

Мара вылезла из машины. Глянув через плечо, бросила:

– До встречи.

– Счастливо оставаться, – проворчал Десяткин и надавил на газ.

Он глянул в зеркальце заднего вида и обнаружил, что попутчица стоит на дороге и смотрит ему вслед. Она оставалась в той же позе, пока совсем не скрылась из вида.

«Кто такая эта Мара? – размышлял Десяткин. – На колхозницу не похожа, знает мое имя… И как понимать ее последние слова – „до встречи“? Может, тут замешан Боря? Очень может быть. Выследили… Ведь обогнавшая его „бээмвэшка“ куда-то ехала. Скорее всего, они и не знали, куда он направляется, поэтому, чтобы не тащиться сзади и не мозолить глаза, поступили проще – ушли вперед, а выследив, подослали своего человека: мол, глянь, что у него и как…

Впрочем, это лишь домысел. Скорее всего, она обычная селянка. Однако как тогда понять ее многозначительные намеки, – мол, не боится ли он путешествовать в одиночку. Но зачем тогда раньше времени себя выдавать, называть по имени-отчеству?»

Стараясь отвлечься от беспокоивших его мыслей, Десяткин включил приемник.

Он приехал домой, когда уже начало смеркаться. Быстренько перенес из машины свою добычу, свалив все прямо у порога, и, даже не перекусив, забрался в ванну.

Смыв с себя дорожную пыль, поужинав и хлебнув из заветной фляжки, Десяткин приступил к разбору и систематизации добытых им предметов старины. Для понимающего человека нет приятнее занятия: разглядываешь вещицы со всех сторон, выискиваешь стертые временем клейма мастеров, всматриваешься в старинную вещь, пытаясь определить ее подлинную ценность. Но особое удовольствие – составление списка добытого. Эта процедура, по мнению Валеры, напоминала смакование изысканного деликатеса. Под первым номером в нынешнем списке значилась кофейная мельница. Вовсе не потому, что она являлась особо ценным приобретением, – просто Десяткин хорошо запомнил: именно с нее все началось. Некоторое время он разглядывал причудливые арабески на боках мельницы, прикидывая, как она будет выглядеть, если ее начистить и придать ей товарный вид.

Далее из кучи был извлечен почти целый бронзовый подсвечник, потом настала очередь замысловатых шпор, за ними последовала статуэтка Наполеона с битым носом… Но все это, конечно, – мелочи. Самое ценное, как истинный гурман, Валера приберегал напоследок. А самым ценным, конечно же, являлись картины. Он даже старался не глядеть в их сторону, предвкушая встречу с ними, как предвкушают первое свидание… Наконец дошла очередь и до картин. Десяткин взял в руки рамку и попытался рассмотреть, что же изображено на полотне. Оно было обрамлено жалкими остатками некогда роскошной золоченой рамы. Видимо, раму не раз и не два испытывали на прочность, а может, искали внутри ее ценности, поскольку создавалось впечатление, что ее грызли зубами. Но на раму Валере было наплевать. В конце концов, рам на свете достаточно. А вот само полотно… На картине был изображен какой-то пейзаж. Валера решил смочить губку водой и самостоятельно смыть грязь, но потом передумал, опасаясь еще больше испортить полотно. Нет, здесь нужен специалист. Проще уплатить деньги за реставрацию, пусть немалые, но овчинка стоила выделки. Он еще раз присмотрелся: идиллический пейзаж в стиле Лоррена, несомненно, восемнадцатый век, если, конечно, не поздняя копия. Что ж, можно и ошибиться, в его деле всякое случается… Но если не «фальшак», то он, Десяткин, явно не прогадал, съездив в этот Чернотал. А вторая картина? Он взглянул и на нее. Овальный женский портрет, без рамы, не такой замызганный, как первое полотно, но, похоже, написанный значительно позже. Молодая дама на фоне растворенного окна… Вдали – холмистый ландшафт. По-видимому, художник пытался подражать старым мастерам. Пейзаж за окном – яркий, сверкающий, а сама дама словно находится в тени, такой густой, что даже неразличимы некоторые черты лица. А может, это просто наслоения грязи?