Последний вздох перед закатом (СИ) - "CareS"

****

Павел сидел за столом, электронные часы показывали 23:45, но спать почему-то не хотелось. На столе располагались открытые консервы, нарезанный хлеб, квас, и бутылка водки. Крон, лёжа на полу, доедал мясо из миски, теребив во рту здоровенную кость. За окном не было видно абсолютно ничего. Павел медленно жевал консервы с хлебом, и одну за одной опустошал рюмки водки с квасом, так она ему казалась не такой уж противной. Павел в один момент засуетился, достал из кармана смятую фотографию Веры, и расправив, поставил её у стола, облокотив её на старый холодильник. Павел сидел и смотрел на портрет молча, не отвлекаясь от него ни на секунду. В сердце пылал огонь, ему так было жарко. В сердце была Вера. И надежда. И любовь. Павел встал из-за стола, после чего, у него резко всё поплыло перед глазами, видимо перебрал, а когда сидел за столом, он того не понимал. Павел медленными, неуклюжими движениями убирал начатые продукты в холодильник, и допив рюмку с «коктейлем», решил отправится подышать во двор перед сном. Павел надел на себя старую куртку с капюшоном, и шатаясь, направился ко двери. Он открыл одну, вторую, и вот, очутился во дворе. Павел еле нащупал выключатель на крыльце, и включил свет. Крон радостно выбежал к огороду, оглядываясь по сторонам. Это была задняя территория дома, ведущая на задворки. Прямо располагался здоровенный огород, слева заброшенный хлев (бабушка когда-то держала там скот), напротив него ворота, ведущие на улицу, а справа самодельный деревянный душ, туалет, и так называемый Павлом склад дров. Павлу не надо было никуда, он лишь стоял под открытым небом, и просто наслаждался одним его видом. Но было уже не лето, и казалось, что с каждой секундой становится всё холоднее. Вскоре на Павла слетелись надоедливые комары, но он не замечал их, только лишь иногда отмахивался, хотя даже Крон фыркал, и тряс головой. Где-то позади мотылёк бился о включённую лампочку на крыльце. В один момент Павел даже не заметил, как он упал на спину, после того, как задрал голову слишком высоко, но вставать не спешил. Крон, заскулив, поспешил помочь Павлу, но тот лишь засмеявшись, начал трепать ему гриву. Так он и лежал какое-то время. Вокруг темно, страшно, неизвестно, есть ли поблизости живая душа, ведь соседние дома были заброшены. Но Павла в данный момент это не пугало. То ли из-за алкоголя, то ли из-за чего-то ещё. Вдруг Павел встал, отряхнулся, поднялся на крыльцо, и выключил свет на улице. Павел также подпёр деревянной палкой дверь во двор, и войдя в дом, закрыл дверь на щеколду. Тяжело вздохнув, Павел вошёл в другую комнату, которую его бабушка называла «голанка», из-за печки, которая находилась там, и где располагались спальные кровати, большое зеркало, стол, стулья, шкаф, и всё годов 60-ых. Недолго думая, Павел разобрал самую большую кровать, и раздевшись, улёгся на неё. Сон долго не приходил к нему, даже алкоголь не пробуждал в нём желания уснуть, сердце слишком уж тосковало понятно по чему, день выдался слишком уж безумный, но как только Крон лёг рядом с Павлом, тот вскоре уснул.

****

27 июня 2019 года

Четверг

21:41

Пришёл к выводу, что всё, что я делаю — напрасно. Не знаю почему, напрасно и всё. Меня не волнует дальнейшая судьба. Более того, я палец об палец не ударяю, чтобы что-то изменить. Вот тебе и взрослая жизнь. Понимаю, что жаловаться как-то глупо, то есть совсем не имеет смысла. Хотел на днях съездить в Верховку, да Вера против, не нравится ей там, говорит, не любит такое отсталое захолустье, куда цивилизация явно не заглядывала. А по мне, это так романтично, обняв её, лежать у себя на огороде под здоровенным небом. Я очень этого хочу. А она всё рассказывает о том, что постоянно видит один и тот же сон — какая-то жаркая страна, точно не наша захудалая Краснароссия, пески, пальмы, и море, и если ты встанешь на берегу, то точно не увидишь конца берега. Здания там высоченные, крышами небо достают. Я не понимал, как это возможно. Также она рассказывала о том, что страна та, из её сна, словно сияет. Там нет смерти, там нет голода, ты как будто чувствуешь блаженство, находясь там. Она всё рассказывает, что её зовёт та страна, но я не знаю, как туда попасть, и где купить туда билет. Я ненавижу себя за то, что связав судьбу с ней, я просто сломал ей жизнь, мне даже не надо писать как я убог, не думаю, что мне хватит страниц. Я просто боюсь ей в этом признаться, чтобы она не упала духом, и я вместе с ней. Она должна думать, что я мужчина, что я воин, что я всё исправлю. Она такая красивая, я не мог верить своему счастью, что она выбрала меня. Я надеюсь всё изменить. Я обещаю. Я отвезу её и Анечку на тот курорт.

****

29 июня 2019 года.

Суббота.

23:21.

Я ничего не изменю и ничего не исправлю. Я понял об этом давно, но боялся в этом признаться. Было бы хорошей идеей — уехать, сжечь паспорт, и разнести себе мозги из сайги в каком-нибудь лесу, написав ей записку, что проблема не в ней, а во мне. И всё будет у неё отлично, найдёт себе кого получше. Но у нас дочь. И что делать — не знаю.

Глава 2

2. Горечь на плаву

Когда Павел проснулся, в его глаза ударил яркий свет. В ушах звенело, да так, что он пытался закрыть уши ладонями, но тщетно — руки были словно парализованы. Павел не понимал, что происходит, и спит ли он до сих пор, он даже не мог открыть глаза. Было ощущение, что температура тела около сорока двух, его одновременно окутывал жар, холод, боль растекалась по всему телу, и терпкий вкус крови оседал во рту. Наконец Павел понял, что проснулся, но глаза открыть не мог, в его голове была лишь одна мысль — никогда больше не касаться сигарет и алкоголя, никогда. Но это было что-то гораздо серьёзнее похмелья. Первая попытка, вторая, третья, и Павел наконец открыл глаза и повернул голову вправо. Вся голанка была покрыта тёмным мраком, уже не такая солнечная и радужная, как в детстве. Не мудрено, на улице была пасмурно. Павел лишь стонал и скулил от боли, которая окутывала его тело. Он полежал так ещё около получаса, и понял, что нужно вставать. Еле-еле Павел поднял своё туловище с кровати и уселся на неё, после чего с трудом осмотрелся по сторонам, и зевнув, начал надевать на себя свитер с брюками. За окном моросил дождь, Павел посмотрел на часы — 8:23. Вдруг Павел заметил, что Крона нету у кровати, и что дверь на кухню оказалась открыта. Павел, забыв про боль, быстрым шагом вылетел из комнаты, и начал громко окрикивать Крона, и сразу же нашёл его за печкой с вывернутыми наизнанку пакетами с едой. Покупное мясо было растерзано вместе с пакетом, как и пачка сыра, к остальному же Крон не притронулся. Павел со злости начал пыхтеть, попытался закричать, но тут же почуял сильную слабость, голод, жажду, и вдруг увидел, как Крон за ночь стал каким-то грязным, шерсть была облеплена комками, сам Крон тяжело дышал. Павел почуял какую-то вонь посреди кухни, видимо Крон и с этим не дотерпел. Павел молча достал целую баклажку воды, и окликнув Крона, махнул ему рукой, и направился к выходу из дома. Павел отодвинул деревянную палку, которая подпирала дверь во двор, и почувствовал пронзительно холодный воздух, который так ему сейчас был необходим.

— Ну давай, сюда, горе ты моё — Павел вывел Крона ко хлеву, и начал обливать его водой с мылом, вместе с тем протирая шерсть старым полотенцем. Павел отпивал из баклажки воду, но всё никак не мог напиться, жажда была смертельная. Крон понимал свою вину, и опустив глаза вниз, лишь жалобно слушал команды.