Пётр Михеев - Психология греха

 - Не мне вам задавать такие вопросы. Я-то точно никогда не испытывала ничего хуже, чем сейчас. – Виктория поднялась и сделала несколько шагов в сторону от реки. Она посмотрела в разные стороны, но взгляд упирался только в деревья. А с невидимой для женщины стороны каждое дерево имело по одной двери, за которой прятался монстр. Наверняка ни один смертный его ещё не видел. Очевидцы просто не выживали. – Но вы так и не раскрыли истинную причину для чего вы тут, Антон.

 Мужчина не колыхнулся:

 - Да, Виктория. Вы мне очень симпатичны. Поэтому я не могу смотреть на ваши страдания и желаю, чтобы вы ушли из города живой. Не теряйте своей надежды и веры. Боритесь за жизнь тех, кто ещё жив. Именно это вы пытаетесь осуществить весь день. Надейтесь. Благодаря надежде вы ещё движетесь, а не стоите у доски, вычисляя, у кого с кем какие отношения, как Кинг Бихейв.

 - Вообще-то, как раз этим я и собиралась заняться, - заметила Виктория.

 - Не спорю. Но и вы не поспорите, что ваша благая цель приняла искажённую до омерзения форму. Поверьте, Виктория, цель не оправдывает средства. Вы убили человека. Вы начинаете превращаться в того, кому препятствовали всю жизнь. Ведь неспроста вы, лишённая основных человеческих чувств, выбрали такой способ жизни, чтобы в глазах других людей он казался правильным. Не отходите от этого. Не становитесь жертвой своей идеи.

 Виктория уткнулась головой в дерево. Слова Антона пронзили её прямо в сердце, заставляя чувствовать себя крайне паршиво. Мужчина прав. Физически она она была обыкновенным человеком, а эмоционально её можно условно назвать человеком бракованным. И тогда как все чувства были притуплены, на поверхность всплыла и абсурдно всегда сияла именно надежда. Надежда, что когда-нибудь чувства проснуться. Чтобы ни случилось, Виктория никогда не теряла своей надежды. И всё же она не смогла выдержать ударов, постигших её в этот самый страшный день её жизни. Она потеряла надежду, а потом заменила её чем-то совершенно отличным. И если бы не Антон, она выпустила бы на поверхность тёмную силу, которую никогда не скрывала, но умело оборачивала во что-то более нейтральное.

 - Спасибо, Антон, - слова давались с трудом. Тяжело становиться самой собой, когда Торлин уже проникал в клетки её тела. – Пока есть живые, мне есть кого спасать. Только одно скажите: Нептун в порядке?

 - Это известно только вам, Виктория, - запутанно ответил Антон Алайв. – Но лучше задумайтесь о другом: другие участники видят тот же ад, что и вы. Сколько они протянут ещё сами, психологически?

 Виктория не успела ничего ответить. Она вдруг оказалось в тесной, но уютной комнате. Сама по себе комната являлась просторной; маленькой её делали предметы, разложанные в беспорядке. Но назвать это бардаком язык не поворачивался. В комнате царил хаос, и в то же время казалось, что предметы удивительным образом лежали именно на своё месте. Комната была обустроена со вкусом.

 Почётнейшие же места в помещении занимали пианино и синтезатор. По этим двум инструментам психиатр догадалась, с кем связано это неожиданное видение. Догадка вызвала единственное желание провалиться сквозь землю. Ну почему сейчас, когда она только-только начала приходить в себя?

 В комнату вбежала Рада. Сейчас она была моложе, чуть-чуть старше Хаумеи. Двадцать один или двадцать два года. Но девушку всё равно было почти невзозможно узнать. В ней не было той печали, к которой женщина-психиатр уже привыкла. Нет, было что-то намного хуже. Девушка закрыла дверь в комнату и сползла по ней на пол. Рада была подавлена. Потеряна. Сломлена. Виктория видела одно объяснение – случился переломный момент, после которого Рада потеряла весь интерес к жизни. Теперь она узнает, что Раде придавало сил, пока не отвернулось, и отняло в тысячи раз больше.

 «Не сдала, - Виктория слышала мысли девушки. – не сдала! Заключительный экзамен в консерватории, не сдала! Почему? Я же хорошо играла. Я хорошо играла! Почему!»

 Рада не сдерживала слёз:

 - За что? – ревела обиженная на весь мир девушка. – Почему?!

 Она с детства готовилась к этому дню. Те, кто слышал как она играет, все без исключения восхищённо говорили, что у неё талант, впереди – музыкальная карьера. В жизни Рады существовала только музыка. В её музыке сущестовала жизнь. И не сдала. Она не сделала ни одной ошибки! Не было ни одного подходящего объяснения, кроме как простого слова «нет», вылетевшего из уст непоколебимого экзаменатора; обыкновенное слово, разбившее всю жизнь музканта с огромным потенциалом. Неужели ответ кроился в деньгах? Деньги для Рады не имели значения. Она отдала бы всё ради того, чтобы добиться своей мечты. Но у неё не было средств. У неё был только талант. Но и его закопали в землю.

 Рада встала и прошла к пианино. Она шла медленно и флегматично, как лунатик. Сев на кругленький стульчик, она подняла крышку, и начала выдавливать из инструмента звуки. Виктория узнала мелодию – та же самая композиция Скрябина, которую Рада играла в Торлине. Но в этот раз она она не проиграла и двух минут. Опустошённая, она очень быстро сбилась и, вместо того, чтобы поправиться, успокоиться, она продолжала давить по клавишам. С провалом на экзамене, Рада чувствовала, что сама провалилась в небытие. Нервы её не выдержали, и скоро она без разбору била пальцами по всем клавишам, заставляя музыкальный инструмент плакать вместе с нею. Он чувствовал её боль, но ещё больше он чувствовал свою. И некому было остановить Раду на пике нервного срыва. На тот момент она пребывала дома одна.

 Когда же домой пришли родители, Рада лежала посреди комнаты, глядела широко раскрытыми глазами в потолок и ни на что не реагировала.

 Последующие дни она ни с кем не разговаривала и, казалось, вообще не сущестовала. Кто-то ходил по квартире, но это больше была тень, призрак, чем живой человек. Тогда-то родители, не знающие, как справиться с обрушившимся на их семью горем, обратились к психиатру Кингу Бихейву. Но что мог сделать психиатр, который сам уже был довольно сильно скорумпирован собственными дефектами и недостатками. Поглощённый своей идеей найти универсальное средство, которое поможет всем, ему не было никакого дела до одного человека, которым, в этом случае, оказалась Рада. С ней он хотел поступить так же, как и с другими женщинами, обращавшимися за психической помощью. Но пианистка была настолько отчуждена от окружающего мира, что никак не отозвалась на комплименты и флирт психиатра. Она сидела у него в кабинете и неморгающими глазами смотрела на поверхность стола. Она в одно время и находилась в кабинете и нет. Поняв, что ничего не получится, Кинг сообщил родителям Рады скорбную новость – ей уже ничем нельзя помочь.