Людвиг Павельчик - Рыдания усопших (сборник)

В средних размеров комнате царил уют пятидесятых: обитый полосатым цветным материалом диван с высоченной спинкой и резными белыми ножками, сервант, в многочисленные застекленные окошечки которого проглядывали вязаные крючком салфетки и куча однотипных статуэток, ковровая дорожка на полу и множество портретов в гамме сепия по стенам. Над всем этим убранством, естественно, степенно и громко тикали большие напольные часы (эти, должно быть, появились здесь в шестидесятых, заменив собой ходики).

Не дожидаясь приглашения, я присел на краешек дивана, старуха же, аккуратно притулив клюку к серванту, осталась стоять, глядя на меня хоть и сердито, но без агрессии.

Ну, так что там с Ману? Его малолетний бандит, наверно, опять попался с марихуаной и нужны деньги на очередного защитника? Не молчите!

Я и не собирался. Просто разговор сразу пошел не в то русло, и мне требовалось время, чтобы перестроиться, бабка упорно не желала отступиться от этого несчастного Мануэля и его семейных проблем.

Понимаете… Я не знаю, натворил ли что этот «малолетний бандит», как Вы выражаетесь…

А кто же он? Сколько лет бьются уж с ним, а толку никакого, только наркотики на уме! Да Вы посмотрите, на кого он похож! Дохлый весь, сгорбленный, волосы вечно немытые, зато с ног до головы алюминиевыми кольцами усеян, как идиот. Глотка ошейником железным перетянута, как у Грума вон… Даже и не говорите мне о нем и не убеждайте! Пусть Ману сам научится решать свои проблемы. А вздумает Клавдию подкарауливать, я в полицию заявлю. Ясно Вам?

Абсолютно ясно, бабушка. Но я здесь не из-за Ману, а по поводу другого Вашего внука.

Другого внука? Что Вы мне голову морочите? У меня нет внуков, кроме этого оболтуса, и никогда не было. Клавдии хватило лишь на одного, и это, знаете ли, хорошо – второго такого я бы не вынесла. Так о чем мы говорили?

Ах ты, Господи! И интересно же было Алоису Альцгеймеру изо дня в день заниматься такими вот пациентами! Память у старухи явно сыпалась, и мне наверняка придется повторять каждый вопрос по двадцать раз, чтобы добиться ответа.

Я хотел спросить Вас о внуке, но не о Ману, которого я не знаю, а о Лукасе. Дело в том, что он попросил меня вчера кое о чем, а свой телефон отключил, да и в квартире…

Я осекся и замолчал, заметив наступившие вдруг в старухе перемены. Лицо ее окаменело и стало похоже на маску, а корявые, пораженные артритом пальцы с такой силой сжали столешницу серванта, что мгновенно побелели. Мне показалось, что ее хватил или вот-вот хватит удар, и я, вскочив с дивана, кинулся ей на помощь. Однако бабка отшатнулась от меня, как от прокаженного и, выбросив вперед свободную руку, начала махать ею перед моим лицом, словно я впрямь собрался ее атаковать.

Я в замешательстве отступил, не понимая, что в моих словах могло так взволновать собеседницу. Может быть, она знает про Люка что-нибудь нелицеприятное и покрывает его, а я своим приходом внушил ей страх? Как же мне ее теперь успокоить?

Всем своим видом давая понять, что смиренно жду и не собираюсь больше приближаться к ней, я продолжал наблюдать за старухой. Немного придя в себя, но не утратив настороженности и явной антипатии во взгляде, она уставилась на меня сквозь толстенные линзы своих очков и бросила:

Кто Вас прислал? Что Вам здесь нужно?

Тщательно подбирая слова, я еще раз постарался донести до нее суть своей мысли:

Меня не присылали. Ни Мануэль, ни кто бы то ни было. Я – приятель Лукаса, который, как я полагал, приходится Вам внуком или, во всяком случае, является членом Вашей семьи. Несколько месяцев тому назад я по его просьбе был здесь, правда, в дом не заходил и ни Вас, ни матери Лукаса не видел, но был представлен его отцу, который, несомненно, сможет подтвердить это, если Вы сомневаетесь в моих дружелюбных намерениях…

Реакция старухи снова поразила меня: закрыв рот трясущейся рукой, она медленно сползла на пол у серванта и выкрикнула слабым хриплым голосом:

Убирайся отсюда, ублюдок! Пошел прочь и не смей больше появляться здесь! Грум!

Судя по доносившемуся из глубины дома – наверное, из кухни – чавканью, псина как раз что-то жрала, а потому не сразу отреагировала на зов хозяйки, дав мне тогда возможность сбежать целым и невредимым. Я бросился к дверям, выскочил на улицу, не помня как очутился в автомобиле и дал газ.

Что ж это такое, подумал я, чем вызвана эта неприязнь полоумной бабки? Старческим ли слабоумием, или этот придурок и здесь набедокурил, да так, что родная бабка ничего про него слышать не хочет? Не подсунул ли он ей, часом, ее собственный череп? Впрочем, ирония тут вряд ли могла помочь – нужно было придумать способ выяснить правду.

Итак, чем я располагал на тот момент? У меня были два черепа – точные копии черепов Лукаса и его новоиспеченной супруги, брошенная квартира этой парочки, которая якобы уже четвертый месяц пустует, неблагодарный Жак да выжившая из ума бабка Люка с ее бреднями про не угодившего ей чем-то Ману и агрессивными выпадами. Ах да, был еще прожорливый Грум и эта неизвестная Клавдия, чье спокойствие старуха намеревалась оберегать с помощью полиции. Кто она? Бабка сказала, что у нее «нет внуков, кроме этого оболтуса, потому что Клавдии хватило лишь на одного»; выходит, эта особа – бабкина дочь, а Мануэль – внук? В таком случае, кем же ей приходится Люк? Внучатым племянником? Сыном золовки от первого брака? Тьфу ты, черт! Запутаться в чужом семействе ничего не стоило.

А если предположить, что старуха вообще не имеет к Барлоу никакого отношения? Что, если родители этого парня, подобно той Кристе из квартиры, давно обретаются в доме престарелых, а тут живут другие люди? Нет, не вяжется… Во-первых, виденного мною недавно отца Люка никаким образом нельзя было причислить к престарелым, а во-вторых, в таком случае бабка просто сказала бы что-то вроде: «А-а-а-а, Вы про них, молодой человек! Да они съехали недавно, поспрошайте-ка в обители для пожилых маразматиков…», и не стала бы хриплым голосом прогонять прочь незнакомого вежливого визитера и травить его зверюгой. Но что же тогда?

Поднявшись в свою квартиру, я налил себе чаю (коньяк, что ни говорите, мешает собраться с мыслями) и перевел дух. Если бы в тот момент, господа, я махнул на все рукой и отказался от дальнейших поисков, то, уверен, не очутился бы тут у вас. Но, как вы сами понимаете, загадки такого рода – редкий подарок в размеренной жизни рядового ученого, и я никакими силами не смог бы подавить в себе охватившее меня возбуждение, даже если бы очень захотел.

Я достал из сумки и еще раз осмотрел черепа. По всем признакам (я не буду сейчас вдаваться в нюансы антропологии, ибо они покажутся вам скучными) они уже не одно десятилетие были лишены тканного покрова, а посему дикое предположение, что некие преступники убили молодую пару, выварили кости, а затем перевоплотились в Люка и Карин, чтобы ввести меня в заблуждение, не выдерживало критики и должно было быть отвергнуто. Стоп! А почему я, собственно, поверил Жаку, когда он сказал, что компьютер не атакован и программа исправна? Ведь если предположить, что и он каким-то образом причастен к обману, то все встает на свои места! Гм… Все, да не все. Ни исчезновения четы Барлоу, ни их пустующей квартиры, ни поведения ругающей Ману старухи это не объясняло.