Готика Белого Отребья - Эдвард Ли
Он сел, выпрямившись, в постели. Сначала была полная темнота, но затем он вспомнил, что нужно открыть глаза, и это потребовало от него некоторого мужества, потому что, как говорится, он был напуган до усрачки. И всё же он открыл их, и, хотя ожидал, что в комнате будет очень темно и лунный свет будет пробиваться через окно, это было не так. Вместо этого комната была залита низким зернистым светом, который, как казалось, обладал оттенком, который в свою очередь можно описать только как гнилой и болезненный, и который хроматически не соответствовал ни одному из компонентов спектра. Это было призрачное свечение, происхождение которого не могло быть связанно ни с одним аспектом этого нормального мира, напротив, оно принадлежало преисподней.
В общем, хватит уже о свете. Давайте поговорим о существе, которое трясло Писателя за плечо.
Над ним склонился старик с длинными седыми волосами и длинной белой бородой, и хотя большая часть лица этого незваного гостя была скрыта бородой, его всё ещё можно было опознать по узкому и удлиненному лицу с выступающей челюстью.
— Дедуля Септимус! — воскликнул Писатель.
— Да, сынок, эт я и никто другой.
— Какое облегчение! Я слышал из ненадёжного источника, что ты умер. Я знал, что это вздор!
Гибридный акцент янки-южанина, казалось, заскрипел, как доски в старом доме.
— Нет, не вздор, дружище, а чистая правда. Вот, почему я пришёл, и у меня мало времени. Мне позволено только предупредить тебя и ничего большего.
— Вы имеете в виду то, на что намекали в Бэктауне?
Призрачная фигура не ответила прямо.
— Ты — Искатель, парень, я вижу это по тебе. Я тоже был Искателем, только моё время вышло. Однажды, может, завтра, может, через двадцать лет, но, видишь ли, сынок, когда-нибудь до тебя дойдет, что то, что ты ищешь, действительно ищет ТЕБЯ.
Писатель задумался над этим утверждением и его символическими инсинуациями, вроде того, как часто в прошлом он называл себя «Искателем».
— Но, я так и не нашёл того, что искал…
Древний призрак продолжил вещать скрипучим голосом:
— И я солгал, когда сказал, что ты принёс добро обратно в город, если, вслед за ним подкрадывается зло…
Как мог Писатель забыть? Как будто ворота Иблиса открываются и…
Септимус Говард уверенно кивнул.
— И ты встанешь перед НИМ, встанешь, как ТОТ САМЫЙ, и остановишь ЕГО на пути его…
Писатель беспомощно уставился в темноту.
Старик-призрак подмигнул с улыбкой.
— Да, я могу сказать, чёрт побери, что я знаю о чём говорю.
Слова унесло ветром, как какой-то звук. Септимуса Говарда уже не было в комнате, но, конечно, вероятно, его в ней никогда и не было, не так ли? Это был действительно долгий, утомительный день, наполненный откровениями, прозрениями, тайными делами и, похожими на степных волков, злыми близнецами, не говоря уже о состязаниях по пинанию пизды. Расслабившись в постели, он с радостью увидел, что «гнилой» оттенок лунного света исчез. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон, думая о том, что: это сон, возможно, сон… и как раз в этот момент, когда он наконец погрузился в здоровый сон…
Зазвонил сотовый.
— Чтоб тебя… — oн поднял трубку, не глядя на экран. — Алло? — надеясь, вопреки всякой надежде, что это не его двойник.
Это был не двойник; вместо него он услышал голос Сноуи:
— Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член!
Писатель выронил телефон, едва не подавившись от шока. Адреналин хлынул в кровь.
— Чёрт побери, какого хрена! — крикнул он, нащупывая на полу телефон. Он ударился лодыжкой об угол дерьмовой тумбочки.
— Мать твою!
— Мама! Быстро дуй сюда! Ты должна это увидеть!
— Сноуи! — прорычал Писатель. — Я не твоя мама. Ты набрала неправильно номер. Что за хрень с червяком?
— Прости! — выпалила она и повесила трубу.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — закричал он, а затем вскочил и стал неуклюже ходить по комнате, как… ну, как старик. Он начал лихорадочно натягивать одежду и ботинки.
Она, должно быть, у себя в комнате, — его мысли путались, потом он понял, что надел джинсы задом наперёд. Тем временем в холле послышались быстрые шаги.
— Нахуй штаны! — пробормотал он и выскочил из комнаты. И действительно, он успел увидеть, как миссис Говард, с пышно вздымающейся грудью, влетела в свою комнату.
С торчащими во все стороны волосами, Писатель в джинсах, одетых задом наперёд (и даже его ботинки были не на тех ногах!), уверенно шагнул в коридор и направился за миссис Говард в комнату Сноуи, расположенную по соседству.
Это предложение почему-то не давало ему покоя: Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член! Он чувствовал, что это ключ к какой-то тайне. Он слышал эту фразу в автобусе, когда ехал сюда, и с тех пор у него сложилось впечатление, что это какое-то смутное предзнаменование, даже своего рода предвестник. Это была самая странная фраза, которую он когда-либо слышал в своей жизни, и с тех пор он был ошеломлён самым странным, безумным и самым непостижимым опытом в своей жизни. Я должен докопаться до сути!
Писатель почему-то был абсолютно уверен, что если он сумеет расшифровать смысл данного предложения, то в будущем ему будет предоставлено нечто необходимое. Он знал это так же, как Моисей знал, что призыв на вершину горы Синай приведёт его к Богу. Он знал это точно так же, как Оппенгеймер знал, что мир изменится навсегда после того, как он взорвал первую атомную бомбу в Аламогордо, штата Нью-Мексико.
Писатель… Просто… Он просто… Знал это.
Даже не постучав (вершина дурных манер), он ворвался в комнату следом за миссис Говард, но ни она, ни Сноуи даже не обратили на него внимания.
Вместо этого они обе сидели на краю кровати, потрясенно смотря в ноутбук на коленях Сноуи. (На Сноуи, между прочим, была только ночная рубашка и трусики, а в промежности трусов примостился большой пакет со льдом.)
— Боже мой, я не верю своим глазам, — шёпотом заметила миссис Говард.
— Я же говорила, ма. Это липкий червь! О, нет! Фу! Он суёт ещё одного!
Обе женщины с ужасом уставились в монитор, и Писатель тоже, потому что через их плечи он мог видеть то, что они видели на экране ноутбука: голый мужчина с пузом и длинными чёрными волосами (вероятно, крашеными), сидел, широко расставив ноги, на старом диване, наблюдая за чем-то на экране своего ноутбука. Подергивая бёдрами, он медленно мастурбировал “стояк” значительных размеров, одновременно так же медленно засовывая…
Нет, нет, не может быть…
