Цирк проклятых - Гамильтон Лорел Кей
— Нет, черт возьми! Я не буду тут сидеть спокойно и смотреть, как ты погибаешь. Ликантропы к яду нечувствительны.
— Ты предлагаешь мчаться к Стивену, чтобы он меня покусал?
— Вроде того.
— Я лучше погибну.
Что-то мелькнуло в его глазах при этих словах, но я не разобрала, что именно. Может быть, боль.
— Ты серьезно?
— Да. — Тошнота накатила на меня волной. — О Господи, тошнит!
Я попыталась встать и добраться до ванной, но свалилась на белый ковер, и меня стало рвать кровью, и рвало, пока я не опустела. Ричард поднял меня и отнес на диван. Передо мной был узкий туннель света в темноте, и темнота поглощала свет, и я не могла ее остановить. Я начинала куда-то уплывать, и это не было больно. Даже страшно не было. Последнее, что я помню, был голос Ричарда:
— Я не дам тебе умереть!
Отличная мысль.
42
Сон начинался. Я сидела посередине огромной кровати под балдахином. Он был из тяжелого синего бархата, цвета полночного неба. И бархатное покрывало мягко поглощало мои руки. Я была одета в длинный белый капот с кружевами на воротнике и рукавах. У меня никогда такого не было. И ни у кого в нашем веке не было.
Стены были в синих и золотых обоях. Горел огромный камин, и тени от него танцевали по комнате. В углу комнаты стоял Жан-Клод, залитый оранжевыми и черными тенями. Он был одет в ту же рубашку, что и в последний раз, полупрозрачную на груди.
Он подошел ко мне, и отблески огня танцевали в его волосах, на лице, сияли в глазах.
— Почему вы в этих снах никогда не наденете на меня нормальной одежды?
Он остановился:
— Вам не нравится этот капот?
— Ни хрена он мне не нравится!
Он чуть улыбнулся:
— Вы всегда умеете выбирать выражения, ma petite.
— Черт возьми, перестаньте меня так называть!
— Как хотите, Анита.
В том, как он это произнес, было что-то, что мне совсем не понравилось.
— Что вы задумали, Жан-Клод?
Он стоял рядом с кроватью и расстегивал верхнюю пуговицу у себя на рубашке.
— Что вы делаете?
Еще одна пуговица, еще одна, и он вытащил рубашку из штанов и сбросил на пол. Его обнаженная грудь была лишь чуть белее моего одеяния. Соски у него были бледные и твердые. Полоска черных волос, начинавшаяся у него на животе и исчезавшая в штанах, меня зачаровывала.
Он полез на кровать.
Я отпрянула, прижимая к себе белый капот, как героиня плохого викторианского романа.
— Так меня не соблазнить!
— Я чувствую ваше вожделение на вкус, Анита. Вы хотите узнать, каково ощущать мою кожу обнаженным телом.
Я сползла с кровати.
— Оставьте меня в покое ко всем чертям! Я серьезно!
— Это же просто сон, Анита. Неужели вы даже во сне не можете позволить себе вожделеть?
— С вами никогда не бывает просто сон.
Вдруг он оказался передо мной, а я не видела, как он переместился. Его руки сомкнулись у меня за спиной, и мы оказались на полу перед камином. Отсветы пламени танцевали на его обнаженных плечах. Его кожа была белой, гладкой, безупречной — и такой мягкой, что хотелось трогать ее вечно. Он был на мне, его тяжесть давила сверху, прижимая меня к полу. Я ощущала контуры его тела, сливающиеся с моими.
— Один поцелуй, и я вас отпущу.
Я глядела в его полуночно-синие глаза в паре дюймов от моих. И не могла говорить. Я отвернулась, чтобы не видеть этой совершенной красоты.
— Один поцелуй?
— Мое слово, — шепнул он.
Я повернулась к нему:
— Ваше слово не стоит гроша ломаного!
Его лицо было прямо над моим, губы почти соприкасались.
— Один поцелуй.
Мягкие, нежные губы. Он поцеловал меня в щеку, губы скользнули по ней, коснулись шеи. Его волосы щекотали мне лицо. Я думала, что все кудрявые волосы жесткие, но эти были мягкие, как у младенца, шелковые.
— Один поцелуй, — шепнул он снова в кожу моего горла, пробуя языком пульс у меня на шее.
— Перестаньте!
— Вы сами хотите.
— Перестаньте немедленно!
Он захватил ладонью мои волосы, отгибая мне шею назад. Губы его отъехали назад, обнажив клыки. Глаза утонули в синеве, белков не осталось.
— НЕТ!
— Я возьму вас, ma petite, пусть даже для того, чтобы спасти вам жизнь.
И его голова пошла вниз в ударе, подобном змеиному. Я проснулась под потолком, которого не узнала.
Мягким веером свисали с потолка черные и белые занавесы. Кровать была из черного атласа со слишком большим количеством разбросанных по ней подушек. Они тоже были все черные или белые. И на мне был черный халат с белыми полосами. Он был шелковый на ощупь и как на меня шитый.
В белом ковре на полу нога утопала по щиколотку. В дальнем углу комнаты стояли лаковый туалетный столик и комод с ящиками. Я села и увидела себя в зеркале. Кожа на шее была гладкой, без следов от укуса. Просто сон, просто сон — но я знала, что это не так. На этой комнате был несомненный отпечаток Жан-Клода.
Я умирала от яда. Как я сюда попала? Где это я — в подземельях «Цирка проклятых» или совсем в другом месте? И еще болит правое запястье. На нем свежие бинты. Не помню, чтобы в пещере я его поранила.
Я смотрела на себя в зеркало туалетного столика. В черном неглиже моя кожа белела, а волосы были длинными и черными, как платье. Я рассмеялась. Я очень соответствовала убранству. Этому чертовому убранству, так его перетак!
За белым занавесом открылась дверь. За драпировкой мелькнули каменные стены. А он был одет только в шелковые штаны мужской пижамы. И он шел ко мне босыми ногами. Обнаженная грудь была такой же, как в моем сне, только вот крестообразного шрама во сне не было. Он портил мраморное совершенство, но из-за него Жан-Клод почему-то выглядел более реальным.
— Ад, — сказала я. — Определенно Ад.
— Простите, что, ma petite?
— Я думала, где я нахожусь. Раз вы здесь, это определенно Ад.
Он улыбнулся. И был он слишком доволен, как хорошо пообедавший удав.
— Как я сюда попала?
— Вас привез Ричард.
— Значит, я, в самом деле, была отравлена. Это не было во сне?
Он сел на дальний край кровати, насколько мог далеко от меня. Другого места, чтобы сесть, не было.
— Боюсь, что яд был очень настоящим.
— Я не жалуюсь, но как вышло, что я не умерла?
Он обнял колени, прижав их к груди — неожиданный жест уязвимости.
— Я вас спас.
— Объясните это.
— Вы знаете.
Я покачала головой:
— Скажите вслух.
— Третья метка.
— У меня же нет следов от укусов!
— Но есть забинтованный порез на запястье.
— Вы мерзавец!
— Я спас вам жизнь.
— Вы пили мою кровь, когда я была без сознания?
Он едва заметно кивнул.
— Вы сукин сын!
Снова открылась дверь, и вошел Ричард.
— Ты, мерзавец, как ты мог отдать меня ему?
— Кажется, она нам не слишком благодарна, Ричард.
— Ты сказала, что лучше умрешь, чем станешь ликантропом.
— И лучше умру, чем стану вампиром.
— Он тебя не укусил. Ты не будешь вампиром.
— Я буду его рабой на целую вечность — ничего себе выбор!
— Это только третья метка, Анита. Ты еще не стала его слугой.
— Не в этом дело! — Я уставилась на него. — Ты не понимаешь? Лучше бы ты дал мне умереть, чем сделал такое!
— Вряд ли эта судьба хуже смерти, — сказал Жан-Клод.
— У тебя кровь текла из носа и глаз. Ты истекала кровью у меня на руках, — Ричард сделал несколько шагов к кровати и остановился. — Я не мог просто так дать тебе умереть.
И он беспомощно развел руками.
Я встала в этом шелковом платье и посмотрела на них обоих.
— Ладно, Ричард не знал, но вы знали, что я думаю по этому поводу, Жан-Клод. У вас оправданий нет.
— Может быть, я тоже не мог стоять и смотреть, как вы умираете. Вам такое в голову не приходило?
Я покачала головой:
— Что означает третья метка? Какую дополнительную власть она вам надо мной дает?
— Я теперь могу шептать вам мысленно не только во сне. И вы тоже обрели силу, ma petite. Теперь вас очень трудно убить. Яд вообще не подействует.
