Цирк проклятых - Гамильтон Лорел Кей
Он был между мной и сухим тоннелем, но двигался мучительно медленно. Я прижалась спиной к стене и встала на ноги. Он задвигался быстрее, направляясь ко мне. Я попыталась пробежать мимо, но рука сомкнулась на моей лодыжке и дернула меня на землю.
Монстр схватил меня за ноги и стал подтягивать к себе. Я села и всадила нож ему в плечо. Он заорал, по руке его потекла кровь. Нож ударил в кость, и монстр дернулся, выдернув его у меня из руки.
Потом он откинулся назад и ударил мне в икру клыками. Я вскрикнула и выхватила второй нож.
Он поднял морду, из пасти стекала кровь, и тяжелые желтые капли прилипали к клыкам.
Я всадила лезвие в золотистый глаз. Монстр завопил, оглушив меня эхом. Потом завалился на спину, змеиное туловище задергалось, руки когтили воздух. Я стаяла кататься вместе с ним, изо всех сил дергая нож в ране во все стороны.
И почувствовала, как острие ножа заскребло по его черепу. Монстр продолжал драться и дергаться, но он был ранен, насколько я могла его ранить. Я оставила нож у него в глазу, но выхватила тот, что был зажат в плече.
— Раджу, нет!
Я посветила фонариком на ламию. Ее бледный торс сверкнул мокрой кожей. Рядом с ней стоял Алехандро, почти исцеленный. Никогда не видела вампира, который так быстро залечивает раны.
— Ты мне смертью ответишь за их смерть! — крикнула ламия.
— Нет, эта девушка моя.
— Она убила моего самца! Она умрет!
— Сегодня я поставлю ей третью метку. Она будет моим слугой. Это достаточная месть.
— Нет!
Я ждала, что начнет действовать яд, но пока что укус только болел, но не горел и не немел — ничего. Я посмотрела в сухой туннель, но они просто пойдут за мной, а я не могу их убить — сегодня. Но будут другие дни.
Я скользнула обратно в поток. Над ним по-прежнему был всего дюйм воздуха. Приходилось рисковать: утонуть там или остаться здесь и либо быть убитой ламией, либо попасть в рабство к вампиру. Трудно выбирать при таком богатстве возможностей.
Я нырнула в туннель, прижимаясь ртом к мокрому своду. Да, можно дышать. Может быть, сегодня я еще не умру. Чудеса иногда случаются.
По туннелю прошли небольшие волны, одна захлестнула мне лицо, и я глотнула воды. Осторожней надо! Это ведь от моих движений пошла волна. Так я еще сама себя утоплю.
Пока вода не успокоилась, я стояла почти неподвижно, проветривая легкие, чтобы набрать как можно больше воздуха. Я окунулась и оттолкнулась ногами. Слишком было узко, и можно было только идти ножницами. Грудь сводило, горло болело от позыва вдохнуть. Всплыв на поверхность, я коснулась губами скалы. Даже и дюйма воздуха там не было. В нос плеснуло водой, и я закашлялась, глотая еще воду. Прижавшись к своду как можно теснее, я дышала мелкими вдохами, потом снова под воду и снова толчки ножницами, толчки, толчки из последних сил. Если этот сифон не кончится раньше, чем у меня воздух, я утону.
А что, если он вообще не кончается? Если дальше все только вода? Я впала в панику, бешено водя фонарем по стенам и повторяя бессмысленную молитву: «Боже, Боже, не дай мне умереть вот так».
Грудь горела, горло разрывалось на части. Свет начал тускнеть, и я поняла, что это темнеет у меня в глазах. Я сейчас потеряю сознание и утону. Я рванулась вверх, и мои руки схватили пустой воздух.
От неимоверно глубокого вдоха боль разлилась по всей груди. Передо мной был скалистый берег и яркая полоска солнечного света. Дыра в стене. Солнечный свет ткал в воздухе узоры. Я вылезла на камень, откашливаясь и пытаясь снова научиться дышать.
В руках у меня по-прежнему были фонарь и нож. Не помню, как я их держала под водой.
Камень был покрыт тонкой коркой серой грязи. Я подползла по ней к той стене, где был выход.
Если я пролезла через туннель, может, и они смогут. И я не стала ждать, пока мне станет лучше. Вернув нож в ножны, я сунула фонарик в карман и поползла.
Я вся перемазалась, ободрала руки, но оказалась возле дыры. Это была тонкая трещина, но сквозь нее были видны деревья и холм. Господи, как хорошо-то!
Что-то всплыло у меня за спиной. Я повернулась.
Алехандро выскочил из воды на солнечный свет, и тут же кожа его вспыхнула пламенем, он завизжал и нырнул в воду подальше от палящего солнца.
— Гори, сукин ты сын, гори!
Тогда всплыла ламия.
Я скользнула в трещину — и застряла. Я тянула руками, толкалась ногами, но грязь соскальзывала, и я не могла пролезть.
— Я тебя убью!
Изогнув спину, я изо всех сил рванулась из этой проклятой дыры. Камни впивались в спину, и я знала, что она уже кровоточит. И тут я выпала из дыры и покатилась по холму, пока не налетела на дерево.
Ламия подскочила к дыре — ей солнечный свет не вредил. Она стала протискиваться, но пышная грудь не пролезла. Змеиное ее тело, может быть, и могло сужаться, но человеческое — нет.
И все-таки я на всякий случай поднялась на ноги и пошла вниз по холму. Он был такой крутой, что приходилось перебегать от дерева к дереву, стараясь не упасть. Внизу слышался шум проезжающих машин. Дорога; судя по звукам — оживленная.
И я побежала вниз, набирая скорость по мере спуска туда, к дороге. Она уже мелькала между деревьями.
Я вылетела на обочину, покрытая серой грязью, слизью, промокшая до костей, дрожащая на осеннем ветру. И никогда в жизни я не чувствовала себя лучше.
Две машины пролетели мимо, не обращая внимания на меня, размахивающую руками. Может, все дело в кобуре, из которой был виден пистолет.
Остановилась зеленая «мазда». Водитель перегнулся и открыл пассажирскую дверцу:
— Запрыгивай!
Это был Эдуард.
Я поглядела в его голубые глаза, в лицо спокойное и непроницаемое, как у кота, и такое же самодовольное. И мне было наплевать. Я только села в машину и закрыла за собой дверь.
— Куда? — спросил он.
— Домой.
— В больницу тебе не надо?
Я покачала головой.
— Ты опять за мной следил?
Он улыбнулся:
— Потерял тебя в лесу.
— Городской мальчик, — сказала я.
Он улыбнулся шире:
— Кто бы обзывался! У тебя тоже такой вид, будто ты провалилась на скаутском экзамене.
Я начала что-то говорить — и передумала. Во-первых, он был прав, а во-вторых, я слишком устала, чтобы спорить.
41
Я сидела на краю ванны, завернутая только в большое пляжное полотенце. Только что я вымылась, помыла голову и спустила всю грязь и кровь в сток. Кроме той крови, которая все еще сочилась из пореза на спине. Эдуард прижимал к нему полотенце поменьше, останавливая кровь.
— Кровь остановится — наложу повязку, — сказал он.
— Спасибо.
— Всегда мне приходится тебя латать.
Я посмотрела на него через плечо и дернулась от боли.
— Я этот долг возвращаю.
— Тоже верно, — улыбнулся он.
Порезы у меня на руках уже были забинтованы, и руки стали похожи на руки мумии, только загорелые.
— Вот что меня беспокоит.
Он легонько коснулся отметин от клыков у меня на ноге.
— Меня тоже.
— Изменения цвета нет, — сказал он и поглядел на меня. — Не больно?
— Нет. Это не была полная ламия, может быть, потому не такая ядовитая. И ты думаешь, где-нибудь в Сент-Луисе есть сыворотка от яда ламии? Они считаются вымершими уже двести лет как.
Эдуард пощупал рану.
— Опухоли не чувствуется.
— Уже больше часа прошло, Эдуард. Если бы яд мог подействовать, это бы уже случилось.
— Ага. — Он все смотрел на укус. — Но ты посматривай.
— А я не знала, что тебе до этого есть дело, — сказала я.
Лицо его было абсолютно непроницаемым.
— Без тебя этот мир будет далеко не так интересен.
Голос тоже был ровный, лишенный эмоций. Будто совсем отсутствующий. Но это был комплимент. А от Эдуарда — просто комплиментище.
— Эдуард, сдержи свой восторг!
Он слегка улыбнулся, но глаза его остались холодными и далекими, как зимнее небо. Мы своего рода друзья, хорошие друзья, но я никогда его на самом деле не понимала. В Эдуарде мало есть такого, до чего можно дотронуться или хотя бы увидеть.
