Комната с призраками - Монтегю Родс Джеймс

И он подал мне карточку. На бумажке было отчетливо написано следующее:

В том лесу я был рожден

И сразу кровью окроплен,

Ныне в церкви я стою.

Кто протянет длань свою,

Ежели она в крови,

Говорю ему: «Умри».

И уйдет он на покой,

То ли ночью, то ли днем,

Лишь бы ветер сильный пал

И февраль уже настал.

Сие мне приснилось 26 февраля 1699 года.

Джон Остин.

– Наверное, это заклинание или заговор, если можно это так назвать, как вы думаете? – спросил меня директор.

– Да, – согласился я. – Вероятно, можно. А что случилось с фигуркой, в которой пряталась эта бумажка?

– Не помню, – ответил он. – Кажется, тот человек сказал, что она была такая страшная, что дети ее испугались, и тогда он ее сжег.

Мартиново подворье

Несколько лет тому назад я побывал на западе Англии, где у организации, членом которой я являюсь, имеется земельная собственность, с которой я намеревался ознакомиться. Остановился я у приходского священника.

В первое же утро моего там пребывания вскоре после завтрака нас посетил местный плотник да и вообще на все руки мастер, Джон Хилл. Он выразил готовность меня сопровождать.

Священник поинтересовался, в какое конкретно место он собирается меня вести. Нашим глазам мгновенно предстала карта местности. И, когда я объяснил, какую часть земли хотел бы осмотреть, он ткнул пальцем в некую точку.

– Только не забудьте, – сказал мне священник, – расспросить Джона Хилла о Мартиновом подворье – туда вы и идете. Любопытно, что он вам расскажет.

– А что он должен рассказать? – спросил я.

– Понятия не имею, – ответил священник, – вернее, я объясню вам за ланчем.

Тут его куда-то позвали.

Ну а мы двинулись в путь. Джон Хилл не относится к людям, которые уклоняются от ответа на какие-либо вопросы, и только рад поведать вам о своей округе, ее обитателях и местных сплетнях. Когда он употребляет незнакомое слово – вернее, думает, что оно незнакомо вам, – то произносит его по слогам, например «г-л-ы-б-а», ну и так далее.

О чем мы беседовали до того, как подошли к Мартинову подворью, нет надобности рассказывать. Сам участок еле заметен, он – очень крошечный, площадью в несколько ярдов, и огорожен живой изгородью, очень густой, без калитки и даже просто проема. Его можно было бы принять за малюсенький давным-давно заброшенный садик, но он расположен в стороне от деревни и явно никогда никем не возделывался. От дороги он недалеко и является частью пастбы – так в этих местах называют пастбище. Одним словом, это кусок грубой земли в гористой части.

– А это именно тот участок? – спросил я, но Джон Хилл, чей ответ я не в состоянии привести дословно, не ошибался.

– Мы его зовем Мартиново подворье, сэр. Интересная штука произошла с этим участком, сэр, Мартиновым подворьем, сэр. М-а-р-т-и-н, Мартин. Простите, сэр, а что, священник сказал вам, чтобы вы меня о нем спросили, сэр?

– Да.

– Ага, так я и думал, сэр. Я рассказывал ему о нем на прошлой неделе, и ему было очень интересно. Так уж вышло, сэр, что здесь похоронен убийца, которого звали Мартин. Старик Самуэль Сандерс, который недавно жил в месте, которое мы зовем Саут-таун, сэр, целую историю про это знал. Убил девушку, сэр, и так ужасно. Перерезал ей горло и бросил в воду.

– Его повесили?

– Да, сэр, повесили недалеко отсюда в День Убиения Младенцев, как я слышал, много сотен лет назад. А повесил его человек, которого прозвали Кровавым судьей… жестокий очень он был, как я слышал.

– Случайно, не Джеффрис?

– Может быть… Джеффрис… Д-ж-е-ф… Джеффрис. Наверное, и мистер Сандерс часто рассказывал, как этот молодой человек Мартин – Джордж Мартин – мучился до того, как стало известно, что это он сделал. К нему приходило привидение этой девушки.

– А вы знаете, как это было?

– Нет, сэр, точно не знаю. Только слышал, что мучился, и правильно. Старый мистер Сандрес, когда рассказывал, все пялился на буфет в «Новой гостинице». Вроде бы привидение выходило из этого буфета, только я точно не помню.

Разумеется, как только я оказался вблизи библиотек, я тут же занялся изучением этого вопроса. О судебном процессе нигде не объявлялось. Тем не менее из газеты того времени и нескольких писем я выяснил, что из-за сильного предубеждения местных жителей к убийце (молодому человеку с приличным положением) рассмотрение дела было перенесено из Эксетера в Лондон; что судьей был именно Джеффрис; что убийцу приговорили к смерти и что во время судебного процесса несколько показаний свидетелей «переносились».

В то время больше ничего мне узнать не удалось.

И лишь в сентябре один друг, которому был известен мой интерес к Джеффрису, прислал мне лист, вырванный из каталога второсортного книжного магазина с записью:

Джеффрис, судья.

Любопытный старинный манускрипт

с описанием процессов по убийствам

– и тому подобное, из чего я, к своей радости, обнаружил, что всего за несколько шиллингов могу приобрести дословный стенографический отчет о деле Мартина. Я выслал телеграфом деньги и вскоре получил рукопись.

Она представляла собой тонкую тетрадь в переплете, на которой не стенографией, а обычным письмом восемнадцатого века были добавлены заголовок и следующая надпись:

Мой отец, записывавший этот процесс, рассказывал мне, что друзья виновного уговорили судью Джеффриса не предавать гласности это описание. Отец хотел сам со временем опубликовать его и показывал отчет преподобному Гланвиллу, который его намерение одобрил, но внезапная смерть обоих воспрепятствовала осуществлению этого замысла.

Под надписью стояли инициалы У. Г., и я предположил, что автором данной записи был его отец Т. Гурией – в то время он занимал эту должность и оставил стенографические отчеты большинства государственных судебных процессов.

Это единственное, что я сумел прочесть сам.

Вскоре я услышал о некоем человеке, который умел расшифровывать стенографию семнадцатого века, а еще через некоторое время передо мной лежала машинописная копия всего манускрипта.

Приведенные мной его части могут лишь в общих чертах исполнить ту историю, которая до сих пор существует в памяти Джона Хилла и, вероятно, еще нескольких человек.

Отчет начинается с некоторого подобия предисловия, из которого создается впечатление, что запись велась не прямо в суде, но точно воспроизводит то, что там было сказано. Мало того,