Евгений Акуленко - Ротмистр

Неизвестно сколько бы так продолжалось: путейских чиновников у нас много. Но о ситуации становится известно Ливневу. Тот поручает дело опытному Вортошу и придает ему в качестве кампании засидевшегося в библиотеке Ревина. И здесь начинают всплывать интересные детали. Оказывается, до постройки железной дороги на месте полустанка стоял заброшенный хутор, в котором давно никто не жил. Назывался хутор Жох-Пырьевка. Так уж случилось, что линейка инженера пересекла на карте именно это место. Перегон пустынный, вокруг ни сел, ни деревень. Нужно строить полустанок, чтобы дать крышу над головой путейщикам, обходчикам, за телеграфной линией, опять же, надо приглядывать. Где строить? Да вот, на месте хутора этого и строить. Тем более что там не все развалилось еще. Подновить, подлатать и ладно будет. Желающие с семьями находятся быстро. Получают подъемные, завозят скотину и начинают обживаться. Выезжает к ним земской фельдшер, полицейский урядник, местный купчик открывает лавочку. Селение растет, ширится. На будущий год собираются строить школу, просят прислать учителя. А потом начинается странное. Без видимых причин начинают люди из Жох-Пырьевки уезжать. Бросают добро, и с одними узлами бегут на проходящих поездах. Что полицейский урядник? Уехал в числе первых. Жох-Пырьевка пустеет. Эдак скоро станет некому обходить пути, да встречать составы. В министерстве путей сообщения думали недолго. Чья-то светлая голова принимает решение: составы в

Жох-Пырьевке без нужды не останавливать, пассажиров не брать! Там болота кругом, не больно-то побегаешь…

— Господа! — явился собственной персоной начальник поезда, деликатно покашлял.

— Жох-Пырьевка через час. Вы просили предупредить-с…

— Благодарю, — кивнул Вортош.

— Осмелюсь предложить, — начальник поезда помялся, — увеличить стоянку до пяти минут… Чтобы вы, так сказать, не спеша… Успели-с…

— Ни в коем случае. Все в точности, как договаривались. Одну минуту и ни секундой больше.

— Слушаюсь!

— И чтобы никаких провожатых, никаких 'поднести вещи'! Мы сходим самостоятельно, — Вортош вздохнул. — Ну, что вы, милейший, заставляете меня все повторять…

— Виноват-с! — начальник поезда вытянулся в струнку. — Будет исполнено в лучшем виде! Разрешите идти!

— Ступайте. Вортош потянулся, хрустнул косточками:

— Ну, что? Пора, пожалуй?

— Пора, — согласился Ревин и позвонил в колокольчик. Будто из-под земли возник стюард, замер в угодливом полупоклоне:

— Что желают господа?

— Господа желают перекусить… На посошок.

— Понимаю-с. Осмелюсь предложить телячьи отбивные. Нежнейшего качества продукт, — стюард провел в воздухе оттопыренным мизинцем. — А также блины с севрюгой…

— Вот что, любезный, — перебил Ревин, — принеси-ка нам водки. И на закуску колбасы чесночной. Стюард захлопал глазами, будто его оскорбили в лучших чувствах, и неуверенно переспросил:

— Что, вот так уж прямо и чесночной?..

— Именно. Ту, которую извозчики едят… Чтобы ух! — Ревин потряс кулаком.

— Сию секунду! — стюард проглотил недоумение и скрылся.

Оставшись одни, господа решили переодеться. И ничего в этом странного не было, если бы не одежда, извлеченная на свет из дорогой кожи чемоданов. Одежда эта вряд ли когда-нибудь ездила первым классом: потертые, местами побитые молью, сюртуки; мешковатые штаны, засаленные сзади до блеска, застиранные холщовые рубахи. Все это господа предпочли модным тройным костюмам, сидящим на них с иголочки. Щегольские штиблеты уступили место разношенным валенкам с калошами. Подле, оскорбляя мягкие диваны своим присутствием, легли драповые пальтишки и кроличьи шапки с ушами. Господа поочередно надушились из пузырька, и к запаху ношеной одежды и мышей прибавился еще шибающий в нос аромат дешевого одеколона, напрочь убивший дорогой французский парфюм. Когда стюард вернулся, перед ним вместо респектабельных господ сидели низкого пошиба чинуши. Или владельцы дегтярной будки. Или стоящие на мелком поручении приказчики. Опешивший от такого маскарада стюард поставил на стол запотевший графин, две стопки и тарелку с дурнопахнущей колбасой, нарезанной кольцами. Не говоря ни слова, откланялся. Ревин разлил водку, проглотил без тоста, зацепил кружок колбасы. Последний штрих довершил картину перевоплощения. Теперь господа не только выглядели, как мещане, но и дышали, как мещане.

— Прижилась? — улыбнулся Ревин, видя, как Вортош сморщился и замахал рукой.

— Ох, право!.. Эту колбасу нужно еще чем-нибудь закусывать, поверх!

— Может, еще по стопочке? — Ревин попытался сохранить серьезный вид.

— Благодарю покорно… Ревин щелкнул застежкой потертого на пузатых боках саквояжа, извлек два револьвера, приладил под мышками в специальной кобуре. Так оружие и не мешало, и в глаза не бросалось, и достать его просто в случае необходимости. В саквояже в этом содержался самый необходимый респектабельному господину в путешествии набор предметов: две пары железных наручников, керосиновый фонарь, веревка с тройным крюком, лупа, связка отмычек, жидкость для снятия пальцевых отпечатков, пороховая граната и маленькая складная лопатка. Вортош в таком же саквояже носил письменный набор и портативный фотоаппарат с набором пластинок.

— Ну, ни пуха… Господа накинули на плечи дрянные пальтишки и поспешили в третий класс.

Короткий, едва ли длиннее вагона перрон из мощеного булыжника затянуло поземкой. Из всех построек на полустанке — только полосатая будка смотрителя. Да он же единственный из всех встречающих. Покивал фонарем вслед ушедшему поезду, словно поп кадилом, окинул вороватым взглядом двух пассажиров и поспешил прочь.

— Эй, любезный! Постой-ка!.. Смотритель остановился, перетаптываясь с ноги на ногу, поджидал приезжих. Сам низенький, сгорбленный, весь какой-то пришибленный, форменная фуражка натянута по самые глаза, руки болтаются.

— Это что же? Жох-Пырьево?

— Пырьевка, — подтвердил смотритель. — Жох…

— А нет ли у вас здесь гостиницы или постоялого двора?

— Нету, — помотал головой смотритель и виновато опустил глаза.

— А буфет? Сельтерской воды бы нам пару… Что, и буфета нет?

— Нету.

— Вот те на, — посетовали господа. — А на постой стать у кого можно?

Смотритель неопределенно махнул в сторону десятка бревенчатых домишек и сделал движение уйти.

— Из кадастровой палаты мы… Земельные наделы, вот, перемерять…

— То мне дела нет, кто вы будете, — смотритель качнул фонарем. — Пойду я… Вечереет уже, — и покатился по узкой тропинке. Господа проводили смотрителя взглядом и переглянулись.