Михаил Строганов - Заклинатель дождя

– Жестоко… Только в человеке есть не только низкое, но и возвышенное, прекрасное! Вся наша литература говорит только об этом.

– Ага, конечно! Буревестник Горький! Человек – это звучит гордо!.. Нет уж, уволь! Я до блевоты наелся правды жизни. Только теперь, став шизиком, понял, что именно это звание звучит по-настоящему гордо! Ты вслушайся, «шизик»! Звучит совсем как победный клич!

Санек вытащил из кармана припрятанную хлебную корку и принялся усиленно пережевывать. Хлебные крошки скатывались с сухих губ.

– Не всегда же ты был сумасшедшим! Разве у тебя ничего за душой не было?! – Иван посмотрел в глаза соседа, и ему стало стыдно, что незнакомого человека намного старше себя он запросто называет на ты. – Лицо у вас интеллигентное, совсем не как у алкоголиков.

– Ну да, шизиками не рождаются. Ими становятся… Вернее, в них превращают… Я вот раньше на ремзаводе инженером был, пока у меня тотальное расщепление сознания не обнаружилось! – Санек провозгласил свой диагноз, будто им гордясь. – А ведь у меня жена была, докторша. И дочка вот с такими огромными бантами на голове… Дочку-то, ангелочка моего, Лерочкой звали…

– И почему?! Почему вы оказались здесь?!

– Да любил, как ты, глупые вопросы задавать. В Перестройку поверил, в социализм с человеческим лицом, в «шведскую модель». В «Свободу, Равенство, Братство». Еще, совсем некстати, душой за свой завод болел. Нос совал, куда не следует. Дурная привычка. И опасная. Прошло всего-то десять лет… Нет ни ремзавода, ни инженера, кругом одни тени. – Санек встал с постели Ивана. – Смотри на меня и, если не дурак, сам выводы делай.

Он вытащил из разрезанного под швом матраса свернутый трубочкой журнальный лист, сунул Ивану и поспешно вышел из палаты.

Иван осторожно развернул лист. Очень модная в годы Перестройки картина Босха «Корабль дураков», аккуратно, по белому полю, подписанная шариковой ручкой: «Любовь к жизни – это злое искусство, которое вначале многое обещает, затем беззастенчиво лжет и кончает нищетой или безумием…»

Глава 29

ПУГОВИЦА СНИТСЯ К ПЕРЕМЕНАМ

После отбоя, дождавшись, когда на дежурство заступит пожилой санитар Игнатыч, палата ожила, зашуршала извлекаемыми из тайников пачками с чаем, загремела литровыми банками да самодельными кипятильниками-тракторами. Мужики кучковались возле тумбочек спальными блоками, жадно всматриваясь, как под прозрачным стеклом набухает заварка и густеющая вода превращается в чифирь.

– Что, Николаич, может, пока чаек не поспел, в трухаловку пошпилим? – худющий человек без возраста почтительно обратился к степенно заваривающему чай больничному авторитету.

– Ты же сам знаешь, Комар, после сегодняшнего шмона кроме чифиря газануть больше нечем. Голяк. – Николаич приподнял с банки смятую картонку и взболтнул чай, позволяя набухшей заварке осесть на дно. – Чего напрасно лясы точить? На интерес я не играю!

– Так к нам же вчера ночью малолетку с подбитой головой поместили. Его, говорят, на сбыте дури абакумычем по колгану поздравили! В этой марле сразу сюда и привезли. Представляешь, без перевязки, без шмона! Сдается, у него есть с чего поторчать!

Николаевич выгнул бровь, властно окрикнул:

– Эй, малой! Как там тебя?

– Меня зовут Иваном…

– Как тебя звать, мне наплевать. А вот что прописку не прошел – непорядок!

– Да и погоняла у тебя еще нет! – тонюсенько хихикнул Комар. – «Зовут Иваном, величают фазаном!»

– Так ты ходи сюда, – Николаич поманил Ивана к себе. – Пока люди тебя добром просют!

Иван поднялся с кровати и пошел к сборищу, которое на уроках истории именуют люмпен-пролетариями.

– Не надо, Ваня! Не иди к ним по доброй воле, ни о чем не говори, ни на что не соглашайся! – Санек, ловко проскользнув через кровати, встал у Ивана на пути. – Вовлекут в игру, а потом до кишок разденут!

– Потухни, форель! – Комар соскочил со своего места и ударил Санька по лицу скрюченными пальцами. – Вернись на шконку! Или по темному кифу соскучился?

Санек принял удар как должное, не защищаясь, только укорил:

– Э-эх, что вы за люди. Разве вы в лесу по законам волчьим росли? За что же вы так с другими лютуете? Словно проклятая нелюдь…

– Людь да нелюдь! – Комар покрутил у виска пальцем. – У нашего чеканутика крыша совсем надвое разошлась!

– Присаживайся, раз сам пришел, – Николаич кивнул Ивану на табуретку подле себя. – Посмотрим, что ты за фрукт.

«Эх, был бы у меня теперь кастет!» – подумал Иван. И вдруг в кармане пижамы его рука наткнулась на извивающиеся стальные змеиные кольца. Нет, это невозможно… Он же выронил его в заброшенном цехе ремзавода… Кастет там соскользнул с пальцев и растаял где-то на заваленном мусором полу светящейся звездочкой!

– Ну-так, керя, будешь в трухаловку шпилить? – поддел Комар.

– Сначала расскажи, что за игра… – Иван пропустил пальцы в змеиные кольца кастета. – Тогда и посмотрим, стоит ли с вами дело иметь! Не ты ли сам сказал, что у вас все санитары отняли?

– Ну ты, паря, даешь! – хмыкнул старик с наколками на обеих руках. – Базар-то держишь лихо, да только как после разбегаться станешь, мы еще поглядим!

Комар стал объяснять правила:

– Берешь, значит, в кулак пуговицу, а потом вскрываешь масть. Кто зашел весомей, тот собирает пуговицы, хорошенько их перетряхивает и кидает. Все, что на ряху, то есть на лицевую сторону, выпадет, идет банкующему, а что обратной – то в игру. А потом лупи пуговицей по остальным. Перевернешь – твой фарт, а коли нет – зола!

– А если проиграю, тогда что? Здесь хоть и не тюрьма, только ведете себя все ровно что зеки.

– А ты разве цинтовался, чтобы рассуждать, как зеки мы живем или как свободные люди здоровье свое в санатории поправляем? – Николаич вытащил из кармана горсть разноцветных пуговиц и вывалил их на тумбочку. – Играешь или нет?!

Большие перламутровые пуговицы от женских шуб, изящные от кофточек и простые, с четырьмя дырочками, затертые пластмассовые обмылки, некогда бывшие пуговицами у дешевого пальто. Сколько ж прошло людей через больничную трухаловку?!

Иван принялся решительно откручивать от пижамы пуговицы, держащиеся на честном слове:

– Выиграю, поможете сбежать отсюда? Сегодня!

– Об чем базар! Ломанешь отсюда, только тебя кумовья и видели! – Комар радостно хлопнул в ладони и облизнулся. – Сам-то что на кон ставишь?

– Знаете сами, что у меня нет ничего! Мне просто очень нужно сегодня выбраться отсюда! Понимаете, у моей мамы больное сердце, а она даже не знает, где я нахожусь, что со мной.

– Забота о матери – дело святое! Так что будет тебе сегодня фарт! – Николаич похлопал его по плечу. – А что на кон поставить… Было бы желание, а чего отдать, найдется всегда! К примеру, в каптерке у санитаров спирт имеется. Сходишь да и возьмешь!