Энн Райс - Вампир Лестат

– Ну и что, пусть вылетят! – ответила она, и в тоне ее не было и намека на шутку.

Я поставил ее на пол. Мы обнимались и обнимались и никак не могли остановиться.

Однако в доме продолжали находиться другие смертные. Доктор и сиделка собирались войти в комнату.

Она оглянулась на дверь. Она тоже слышала их мысли. Но почему же я перестал слышать ее?

Она отстранилась и обвела взглядом комнату. Потом схватила канделябр и подошла с ним к зеркалу, стремясь получше рассмотреть свое отражение.

Я хорошо понимал, что с нею происходит. Ей необходимо было время, чтобы привыкнуть смотреть на все другими глазами. Однако нам нужно выбраться из дома…

За стеной послышался голос Ники, который требовал, чтобы доктор постучал в дверь комнаты.

Как же нам теперь уйти отсюда, как избавиться от свидетелей?

– Нет, только не этим путем, – сказала она, заметив мой обращенный к двери взгляд.

Она внимательно осмотрела кровать и предметы, лежащие на столике. Потом вытащила из-под подушки драгоценности, положила их в старенький бархатный кошелек, а кошелек прикрепила к поясу так, что он совершенно скрылся в складках широкой юбки.

Все ее движения были исполнены особенного значения. Хоть я и не мог теперь читать ее мысли, я все же был уверен, что это было единственное, что она собиралась взять из этой комнаты. Она навсегда прощалась с остальными вещами – с привезенной из дома одеждой, со старинными серебряными щетками и расческами, с потрепанными книгами, валяющимися на столике возле кровати.

В дверь постучали.

– Почему бы нам не воспользоваться этим выходом? – спросила она, указывая на окно и распахивая створки.

Легкий ветерок всколыхнул золотые шторы. Увидев взметнувшиеся вокруг ее лица волосы и широко открытые глаза, в которых отражались мириады оттенков всех цветов радуги и которые светились поистине трагическим светом, я невольно вздрогнул. Она не боялась никого и ничего.

Я обнял ее и на минуту задержал в своих объятиях. Зарывшись лицом в ее волосы, я способен был думать только о том, что отныне мы будем вместе и никто не сможет разлучить нас. Я не мог понять ее молчания, не понимал, почему больше не слышу ее мыслей, но знал, что не она тому виной, и надеялся, что, возможно, это скоро пройдет. Главное заключалось в том, что она рядом. Смерть была моим господином, я принес ей тысячи жертв, но сумел вырвать из ее лап Габриэль. Я высказал свои мысли вслух. Я говорил ей множество на первый взгляд бессмысленных и горьких вещей – о том, что нас теперь двое, что мы оба поистине ужасные существа, о том, что мы обречены жить в Саду Зла. С помощью множества мысленных образов я постарался объяснить ей значение, которое вкладывал в понятие «Сад Зла», но, даже если она и не понимала меня, это не имело никакого значения.

– Сад Зла… – повторила она словно про себя, и на губах ее заиграла легкая улыбка.

В голове у меня стучало. Она целовала меня и что-то шептала на ухо, как будто старалась высказать собственные мысли.

– Ты должен помочь мне… сейчас же… Я хочу видеть, как ты это делаешь… сейчас… и мы будем связаны навеки. Идем…

Жажда… У меня было такое впечатление, что я весь горю. Мне действительно необходимо было напиться крови, а она хотела попробовать, какова кровь на вкус. Я был в этом уверен, потому что прекрасно помнил свои ощущения в ту, первую, ночь. Мне вдруг пришло в голову, что боль, причиняемая ей физической смертью… уходом из тела жизненных соков, могла бы стать слабее, получи Габриэль возможность насытиться.

В дверь снова постучали. А ведь она не была заперта. Вскочив на подоконник, я протянул руку, и Габриэль тут же очутилась в моих объятиях. Она была совершенно невесомой, и в то же время я чувствовал силу и крепость ее руки. Однако, взглянув вниз и увидев уходящую вдаль аллею, верхнюю кромку стены и набережную за ней, она в первое мгновение заколебалась.

– Обними меня за шею, – сказал я, – и держись крепче.

Она повисла на мне, подняв лицо, а я тем временем взмыл вверх по каменным плитам, и мы оказались на скользкой черепице крыши.

Я взял ее за руку и побежал, таща за собой и мчась все быстрее и быстрее. Мы перепрыгивали через водосточные желобы и каминные трубы, перескакивали над узкими аллеями с одной крыши на другую, пока не достигли противоположного края острова. В любой момент я ожидал, что она вскрикнет или вцепится в меня от страха, но она не боялась ничего.

Мы остановились, и она молча смотрела на крыши домов на левом берегу, на реку, забитую тысячами темных маленьких лодчонок, но, казалось, в эти минуты не чувствовала ничего, кроме ветерка, играющего ее волосами. Если бы не чрезвычайное возбуждение, которое я испытывал при мысли о том, что должен провести ее через весь город и научить всему необходимому, я бы, наверное, так и остался неподвижно стоять, завороженный теми изменениями, которые в ней произошли. Теперь она уже не будет знать, что такое физическая усталость. В отличие от меня, пришедшего в ужас при виде шагнувшего в огонь Магнуса, ей было неведомо чувство страха.

По набережной в нашу сторону мчался экипаж. Он стремительно приближался к мосту, и кучер, пытаясь удержаться на своем высоко поднятом сиденье, скорчился и наклонился вперед. Крепко взяв ее за руку и подтянув поближе к себе, я указал на карету.

Как только та оказалась прямо под нами, мы прыгнули и беззвучно приземлились на туго натянутую кожу ее верха. Занятый своим делом кучер даже не оглянулся и ничего не заметил. Крепко прижимая Габриэль к себе, я помог ей обрести равновесие, и вот уже мы оба с легкостью удерживаемся на ногах и готовы, если понадобится, в любой момент спрыгнуть на землю.

Это было восхитительно захватывающе – делать все вместе с нею.

Карета с грохотом пронеслась по мосту, промчалась мимо собора и полетела дальше, прямо сквозь толпу, заполнившую Пон-Неф. Я снова услышал ее смех. Интересно, что думали в эти минуты парижане, выглядывающие из окон верхних этажей и видящие нас – двоих нарядно одетых людей, удерживающихся на крыше раскачивающегося из стороны в сторону экипажа и похожих на расшалившихся детей, устроивших гонки по улицам.

Экипаж свернул и направился в сторону Сен-Жермен-де-Пре, рассекая надвое толпы людей, потом на полной скорости проскочил мимо кладбища Невинных мучеников, с которого, как и всегда, доносилась отвратительная вонь.

В какой-то момент мне показалось, что я вновь ощущаю присутствие странных светящихся существ, но ощущение исчезло так быстро, что я не был уверен в его истинности. Оглянувшись, я ничего не заметил. Я вдруг ясно представил себе, как вместе с Габриэль мы будем обсуждать реальность присутствия рядом этих существ, как будем беседовать о многом другом и отныне все будем постигать вместе. Эта ночь в своем роде была для меня не менее важной, чем та, когда Магнус в корне изменил мою сущность, и эта ночь только начиналась.