Роберт МакКаммон - Жизнь мальчишки. Том 2.

— Прошу тебя больше так не делать! — твердым голосом сказал мне Дэви, когда наконец смог найти в себе силы снова усесться на место. После того как мы оказались снаружи, Дэви сообщил мне, что ярмарочные дома с привидениями — самые глупые выдумки, которые он только видел в жизни, и что на самом деле ему не было страшно ни капельки. При этом походка его была несколько скованной, и первым же делом он поспешил отправиться к рядам передвижных туалетов.

На следующем этапе знакомства с примечательностями ярмарки мы погрузили свои физиономии в клубы сахарной ваты, отведали по полулитровому стаканчику жареного попкорна и угостились покрытыми глазурью арахисовыми батончиками. Мы отведали засахаренных яблок с орехами. Мы умяли по кукурузному хот-догу и напились сколько смогли домашнего пива, которое на полчаса обеспечило нас бурной отрыжкой. Неугомонный Бен пожелал прокатиться на крутящихся тарелочках. Результат оказался более чем печальным: нам пришлось под руки сопроводить Бена в туалетную кабинку, где его прицел, к счастью, оказался верным, и он сумел сохранить одежду в пристойном виде, дабы его пустили на просмотр “Техниколор”. Мимо шатра с огромной физиономией с единственным кривым глазом посредине лба Бен прошествовал с презрительным пренебрежением. Что касается Дэви, то тот просто прорвался сквозь очередь, чтобы поскорей попасть внутрь. Мы с Джонни, вопреки своему брезгливо-скептическому настрою, отправились следом.

Представлением в глубине тускло освещенного тесного сарая заправлял рыхлый нездорового вида мужчина, с носом, напоминавшим гнилой пикуль. Перед началом действа он немного поговорил о грехах плоти и всевидящем оке Господнем. После вступительных слов конферансье отдернул занавес, чтобы представить нам вместительную бутыль со сморщенным розовым тельцем нагого младенца с двумя руками и двумя ногами, но единственным циклопическим глазом посреди нависшего лба. Для того чтобы нам было лучше видно, ведущий-урод поднял с маленького столика бутыль, в которой несчастный младенец-циклоп плавал в своем формальдегированном сне, от чего я вздрогнул, а Джонни заерзал на своем стуле. Вслед за этим было предложено рассмотреть содержимое бутыли поближе.

— Вот пред вами наглядный пример плотского греха и всевидящего Ока Божьего, чутко отмечающего греховодников, — объявил конферансье.

Мне казалось, еще бы немножко пафоса — и ярмарочный урод мог запросто составить конкуренцию преподобному Блессету. Когда конферансье со своей бутылью остановился прямо передо мной, я потрясение отметил, что единственный глаз младенца был такой же золотой, как и у моего Ракеты. Личико младенца было ужасно сморщенным, словно у маленького старичка, его беззубый ротик был моляще приоткрыт, словно в немой просьбе к небесам ниспослать белую молнию, дабы освободить его от вечной муки.

— Сынок, обрати внимание на то, как перст Божий изничтожил все приметы греховного орудия, — сказал мне конферансье, при этом его заплывшие глаза с парой черных мешков блестели от евангелистского экстаза. Приглядевшись, я понял, что именно он имел в виду: дитя было неопределенного пола, ни мальчик, ни девочка, на месте обычной штучки у него не было ничего, только неопределенная складка сморщенной розовой плоти. Конферансье повернул ко мне бутыль обратной стороной, чтобы я смог разглядеть младенца со спины. При этом существо плавно переместилось в своем формальдегиде, и я услышал, как его плечи, столкнувшись со стеклом, издали мягкий глухой звук. Я увидел на спине младенца выступающие лопатки. На них имелись необычные утолщения, вроде хрящевых выступов. Как будто отростки будущих крыльев, сказал себя я. Потому что я точно знал, что на самом деле там крылось. Я знал это точно. Младенец-циклоп был ангелом, по какой-то причине павшим на землю.

— Горе грешнику, — тонким пронзительным голосом объявил конферансье, поворачиваясь к Джонни. — Горе грешнику, которого узрит Око Божье!

— Круто было! — объявил Дэви, когда мы наконец выбрались из мрачного притона на свежий воздух. — Я сначала подумал, что он живой! Когда этот мужик поднес к тебе свою бутыль, я решил, что малыш сейчас с тобой заговорит.

— В самом деле? — холодно осведомился я, и Дэви посмотрел на меня так, будто бы я не понимал в жизни самой ее сути.

Вслед за этим мы отправились смотреть на мотоциклетные гонки по вертикальной стене, туда, где отважные мотоциклисты все носились и носились по кругу внутри высокого цилиндра, защищенного от зрителей тонкой металлической сеткой, где ревели моторы, покрышки, срезая рискованные углы, скрипели в опасной близости от испуганных лиц зевак, а выхлопные газы били прямо в нос.

Потом наступил черед акробатических скачек на индейских пони. Под просторным раскидистым тентом некто, кто, наверное, еще помнил Сидящего Буйвола, суматошно прыгал и скакал в львиной шкуре и перьях, потрясая копьем и щелкая хлыстом перед мордами худосочных лошадок, которым осталось уже недолго дожидаться отправки на мыльную фабрику.

В конце действа на арену выкатил запряженный парой фургон с ковбоями, преследуемый псевдоиндейцами. Ковбои разом принялись палить холостыми, в результате чего белые “краснокожие”, спасая свою жизнь, с пронзительными криками бросились врассыпную — и победа осталась за нашими. История нашей Алабамы никогда не казалась мне настолько скучной. Что же касается Джонни, то когда мы оказались на улице, он со смущенной улыбкой заметил, что один из пони, такой средненький, с подскакивающим задом, наверное, хорошо бы смотрелся в чистом поле и на нем, наверное, здорово скакать.

К тому времени Дэви жаждал встречи с новыми уродами, и нам пришлось отправиться смотреть на рыжую железную деву со стальной кожей, способную зажигать электрические лампочки, просто держа их во рту.

Следующим номером нашей программы был “Смертельный автомобиль Аль Капоне”, где нам дозволено было насладиться зрелищем усыпавших мостовую окровавленных тел мирных горожан, пока хлыщеватые гангстеры, скалившие зубы, оглашали окрестности треском очередей своих “томми”. Сам автомобиль представлял собой ржавую развалюху, которой побрезговал бы, наверное, даже мистер Скалли; за рулем и на остальных сиденьях машины были рассажены манекены. Со скучными лицами мы плелись вслед за Дэви, пока тот насыщался желаемым зрелищем. Полюбовавшись на Мальчика-Червяка, Человека-Трактора и Женщину с шеей жирафа, он наконец сказал нам, что теперь готов отправиться посмотреть что-нибудь еще, не уродливое.

На улице, свернув за очередной угол, мы внезапно услышали знакомый запах. То был лишь далекий отзвук, легкий аромат, принесенный к нам ветерком среди прочего букета из подгоревшего масла, в котором жарились гамбургеры, и жира от обжаренного арахиса.