Алексей Атеев - Пригоршня тьмы

Потом поднялся, посмотрел на того, который оставался здесь, и стал подниматься по шаткой лестнице. Он аккуратно закрыл за собой крышку погреба и теперь, задумавшись, стоял в сенях. Фонарик был снова включен, и он машинально водил лучом по стенам, полу, потолку.

Услышанное, как ни странно, не ошарашило, не выбило из колеи. Наоборот. Оно дало новый толчок к действию. Свет фонаря высветил ржавый амбарный замок с воткнутым в него ключом, лежавший на полке. Шебалин посмотрел на него, потом прислушался. Все было тихо. Он взглянул на крышку погреба. Кроме кольца, в нее были вделаны петли. Отлично! Шебалин схватил замок и быстро продел его дужку сквозь петли, а затем щелкнул ключом. Потом снова прислушался. По-прежнему не слышно было ни звука.

Шебалин бросился к машине, достал из багажника канистру с бензином и бегом вернулся в дом. Ни о чем больше не думая, он стал лихорадочно поливать бензином пол, стены, жалкую мебель убогого обиталища Угрюмовых. Канистра вмиг была опорожнена.

Он замер на пороге. Его обступила тишина.

Он чиркнул спичкой и бросил ее на пол. Пламя рванулось вверх. Шебалин поспешно закрыл за собой дверь, подпер ее на всякий случай деревянным брусом и сел в машину.

Он проехал метров пятьсот, остановился и оглянулся. Пламя еще не вырвалось наружу, но окна дома были ярко освещены. «Скоро станет ясно, что сильнее: тьма или свет», – удовлетворенно подумал Шебалин и покатил в родной город. Он решил ни за что на свете больше не появляться в Калинске.

5

Машина давно мчалась по ночной дороге, а Шебалина все-таки тянуло оглянуться, хотя Калинск остался далеко позади. Ему почему-то представлялось, что пламя зажженного им дома поднимается до самого неба. Казалось, останови он сейчас машину, выйди на дорогу и взгляни в сторону городка, то увидит отблески полыхающего костра.

Но он не останавливался и продолжал гнать «Жигули» вперед. Он включил радио, и из динамиков раздалась очень знакомая мелодия, названия которой он никак не мог вспомнить. Возбуждение понемногу уступало место усталости. Чудилось, что все происшедшее всего час назад случилось давным-давно и вовсе не с ним. Не было никакого Проши, да и сам Калинск существует только в воображении. Страшно хотелось спать. Шебалин давил на газ, забыв о всякой осторожности. Несколько раз машину резко заносило, а в один момент ее выбросило на повороте с дороги, но повезло – место, на которое вынесло машину, шло вровень с полотном шоссе.

Небо начинало понемногу светлеть. Мрак рассеивался, и сонная одурь отступила. Шебалин остановился у какой-то речки и умылся, сонливость исчезла. Было уже совсем светло, когда он въехал в родной город, пронесся по пустынным улицам и остановил машину возле своего дома.

Он осторожно отворил дверь и, стараясь не будить семью, наскоро перекусил и залез в ванну с горячей водой. Сейчас, когда он оказался дома, с новой силой навалилась усталость. Почти засыпая, он вылез из ванны и улегся на кровать.

Он проспал весь день, а когда проснулся, долго не мог понять, который же сейчас час. Он окликнул жену, но никто не отозвался. Шебалин встал и, ощущая некий дискомфорт, прошелся по квартире. Дома никого не было. Он присел на диван и включил телевизор. Шел футбол, до которого Шебалин был большой охотник, но теперь он лишь машинально смотрел на бегающих по полю игроков, даже не пытаясь понять, какие команды играют.

Что-то не давало сосредоточиться, вертелось в голове и создавало ощущение неопределенности и даже тревоги. Он попытался сконцентрироваться. Что же мешало? Может быть, сон приснился нехороший? Попробовал вспомнить, снова ничего определенного. Какие-то лица… Мелькание теней… Жуткая физиономия Проши… Ах да! Проша… Его предупреждение. О чем было предупреждение? О смерти. Если, мол, расскажет кому об их разговоре. Он попытался вспомнить подробности разговора. Какой-то бред! И не просто бред, а бред жутчайший! Мрачные сказки вперемешку с фантасмагорией. Да было ли все это на самом деле? Не приснилось ли? Уезжал ли он вообще из города? Он выглянул в окно. Машина стояла у подъезда. Значит, все-таки уезжал. Он вспомнил раскопки на кладбище, почерневшее лицо старухи в гробу. Было! Точно было! Полная галиматья! Потом рассказ этого безумца. Вроде существует какой-то план. Тьма… Неведомые силы… Потом Шебалин мгновенно представил свои заключительные действия. Поджог старого дома. Поспешное бегство. Все стало проявляться в сознании, словно фотографическое изображение на мокром отпечатке. Значит, не сон. Но тогда нужно все это забыть! А как забудешь? Как выбросишь из памяти зеленоватые, мерцающие в свете свечи глаза… Обугленное лицо, с которого лентами слезает кожа. А главное?.. Главное – донельзя странный рассказ. Девочка вовсе не девочка?.. А Проша совсем и не Проша? Бред. А если не бред? Может, это он сам сошел с ума?

Шебалин встал с дивана и подошел к зеркалу. На него глянуло собственное изображение: волосы всклокочены, и глаза какие-то дикие, но, в общем-то, вполне обычное лицо. А как, интересно, выглядят сумасшедшие? Знают ли они, что сходят с ума? Он где-то читал, что не знают.

Бедняга-сыщик пошел на кухню, достал из холодильника кусок колбасы и стал его машинально жевать. Случившееся никак не шло из головы. Нужно бы с кем-нибудь посоветоваться. Но с кем? С женой не хотелось. Женщина она впечатлительная, от всех этих рассказов у нее тоже ум за разум зайдет. Кроме того, у Шебалина было правило: не посвящать жену в обстоятельства своей работы. Тогда с кем же? Может быть, с кем-то из конторы? И это не дело! Вон Бузыкин так и не может отойти. А больше не с кем… Стоп! Он вспомнил приятную женщину-психиатра, с которой обсуждал перипетии, связанные с Машей Глиномесовой. Она более-менее в курсе событий. К тому же профессионал. Не будет охать-ахать и всплескивать руками. Может, даст толковый совет, а нет, так в крайнем случае все равно что-нибудь подскажет. Да и вообще, с ней можно поделиться, как с заинтересованным в этом деле человеком. Да! Но если он расскажет ей о том, что с ним произошло, значит, проигнорирует предостережение Проши и подвергнет свою жизнь опасности. Шебалин хмыкнул. И так плохо, и эдак нехорошо. Да можно ли вообще верить рассказу больного? Может, он и впрямь сам заболевает, коли всерьез воспринимает эти бредни?

– А ты проверь, – неожиданно раздался в сознании чей-то ехидный голос, явно напоминавший голос девочки.

Шебалин от неожиданности даже рот раскрыл. «Ну вот, – с ужасом констатировал он, – уже и голоса мерещатся. Все, крыша поехала. Так или иначе, придется обращаться к психиатру. Как звонить этой самой Касьяновой?» Он достал записную книжку, нашел в ней нужный номер и застыл в сомнении. Что он ей скажет? Что сходит с ума? Это нелепо. С чего же начать разговор? Он постарался вспомнить, о чем они беседовали в последний раз. О девочке и Проше. Тогда еще не было известно, что Проша жив. Вот с этого и стоит начать. Рассказать, что удалось выяснить в Калинске. А потом повернуть беседу на себя… Он нерешительно снял трубку и некоторое время тупо ее разглядывал. Словно какая-то сила отталкивала его от телефона. Наконец Шебалин собрался с силами и набрал нужный номер. В трубке раздались длинные гудки. На том конце провода, по-видимому, никого не было. Он с облегчением положил трубку и пошел смотреть футбол. Чуть позже пришла жена с детьми, приготовила ужин, они поболтали о чем-то незначительном, но совсем немного. Жена, однако, обратила внимание, что с Шебалиным происходит что-то неладное.