Юрий Нестеренко - Черная Топь

Из дома вышел Николай Кондратьевич, свозя велосипед по ступенькам крыльца. К раме возле руля была привязана сумка со снедью.

— Там водочная бутылка, но вы не думайте, в ней вода, — предупредил Лыткарев. — Просто другой тары не нашлось.

Сергей с сомнением провел рукой по растрескавшейся коже седла.

— Конечно, дареному коню и все такое, но вы уверены, что он исправен? Когда я лазил в кладовку, вид у него был не ахти…

— Во времена моей юности вещи делали прочными и надежными, — ответил Лыткарев с некоторой все-таки обидой в голосе. — Я смазал его и накачал шины, так что все будет нормально.

Они вышли на улицу.

— Ну… — начал Николай Кондратьевич, протягивая руку Сергею.

И в этот момент ночную тишину вспорол треск мотоцикла.

— А, ч-черт! — Лыткарев сорвал с плеча ружье. — Ваш побег заметили.

— Может, это не сюда? — с робкой надеждой предположил Сергей.

— Куда же еще… Другой дороги из города нет.

Быстро приближавшийся рев мотора был лучшим доказательством его слов. Сергей, ухватив за руль велосипед, рванулся к калитке, но Лыткарев сквозь зубы бросил: «Поздно, он нас уже видит». Самого мотоцикла, однако, видно не было — не зажигая фары, он несся по улице Ленина, словно призрак. «… коммунизма», — мысленно добавил Сергей, хотя ситуация к шуткам не располагала. Тот, кто сидел за рулем, не испытывал особой нужды в свете. Николай Кондратьевич без особой уверенности пытался прицелиться на звук.

— Петька, фонарь! — крикнул Сергей, протягивая руку.

Но Петька сам вскинул руку с фонарем и нажал на рычажок. Луч света мазнул по коляске близкого уже мотоцикла (в ней сидел сержант, которого Сергей уже видел в милиции), а затем выхватил из темноты руль и неестественно бледное лицо Сермяги.

— В голову! — крикнул Коржухин, вспомнив, что в ужастиках зомби убивали именно так. Его крик слился с другим — «Бросай оружие!»; это кричал напарник Сермяги.

Практически в ту же секунду громыхнул выстрел. Правый глаз Сермяги превратился в черно-багровую дыру диаметром с днище стакана; его голову мотнуло назад.

— Ах ты сука! — взревел Сермяга, продолжая держать руль левой рукой, а правой полез за пистолетом. Но прежде, чем он успел навести оружие, во тьме сверкнул другой выстрел — это стрелял второй сержант. Пуля свистнула над правым плечом державшего фонарик Петьки. Мотоцикл был уже метрах в семи.

«Классный пестик, но он тебе не поможет»

Лыткарев перевел прицел ниже и выпалил из второго ствола. В тот же миг громыхнул взрыв: пуля угодила в бензобак. В ослепительной вспышке пламени брызнули в стороны раскаленные куски железа; тело Сермяги, разорванное надвое, подбросило вверх и швырнуло, объятое пламенем, на асфальт. Мотоцикл завалился на правый бок, проскрежетал по инерции коляской по асфальту и остановился напротив калитки дома номер 35 на другой стороне улицы, продолжая гореть. Ручейки пылающего масла, словно щупальца, потянулись к деревянному забору.

— С семнадцати лет ружья в руках не держал, — качнул головой Лыткарев. Он переломил двустволку, сунул руку в карман и вогнал в стволы два новых патрона. Мера была своевременной, ибо вдали уже слышался стук копыт.

— Раз пули их не берут, бейте по лошадям, — посоветовал Сергей.

— Пешком им велосипед не догнать. Да, но как же вы? — сообразил он.

— Обо мне не беспокойтесь, — мрачно произнес Лыткарев классическую фразу и повернулся к мальчишке: — Петя, а ты беги отсюда сейчас же. Ты же видишь, это уже не игрушки.

— Вот еще, — фыркнул Петька. — Я вам нужен. Если что, вы скажете, что взяли меня в заложники.

Сергей сомневался, что это поможет, однако перекинул ногу через раму. В этот момент он, однако, понял, что стук копыт приближается не из центра, а, наоборот, с окраины. Петька и Николай Кондратьевич тоже это поняли и развернулись в ту сторону. В багровых отсветах пламени фигура всадника казалась воистину апокалипсическим зрелищем. Всадник крикнул: «Сдавайся, контра!», а затем выстрелил, и пуля прошла над головой Лыткарева. «Может быть, они специально не бьют прицельно? — подумал Сергей. — Потому что им нужны живые доноры.» Лыткарев выстрелил, и лошадь с коротким предсмертным ржанием кувырнулась через голову, вмазывая седока в асфальт.

Однако тот выбрался из-под лошадиной туши. Его череп был раскроен, и из трещины вытекала бурая жижа, но он встал и поднял пистолет.

Сергей, презирая себя, дрожащей рукой перекрестил монстра.

— Дурак, — сказал тот. — Бога нет.

Лыткарев выстрелил опять, и оружие врага отлетело в траву вместе с двумя пальцами. Мертвец нагнулся, чтобы подобрать пистолет другой рукой. Лыткарев быстро перезарядил ружье и выстрелил снова, сразу их двух стволов. Отстреленная по локоть левая рука мертвяка повисла на сухожилиях, но он, наклонив голову, побежал вперед. Лыткарев снова выпалил дуплетом. Нога мертвяка подломилась, и он упал на асфальт, но продолжал двигаться ползком. Тогда Лыткарев вогнал еще две пули в уже разбитый череп, и тот разлетелся на куски. Безголовое тело конвульсивно дергалось, словно по нему пропускали ток, но уже не пыталось ползти.

Лыткарев отер пот со лба, а потом полез в карман за новыми патронами. Тут Сергей заметил краем глаза какое-то движение, повернулся и вскрикнул.

Сержант, напарник Сермяги, охваченный пламенем, поднимался на ноги. Огонь яростно пожирал его проспиртованную плоть, и Сергей отчетливо видел черную бугристую корку на месте лица и волос, однако это не помешало мертвяку навести револьвер — похоже, это был «наган», служивший своему хозяину еще с тридцатых — на Николая Кондратьевича, который уже никак не успевал зарядить ружье.

— Не стрелять! — звонко крикнул Петька, бросаясь между учителем и мертвым стражем игнатьевского порядка. — Я — Петр Дробышев!

— Да хоть Егор, — глухо ответил мертвяк. — Надо будет — оживят, — и нажал на спуск.

Глаза его уже вывалились из глазниц спекшимися шариками, так что стрелял он на слух — однако попал. Мальчик упал на спину, отброшенный пулей; из пробитого горла фонтаном хлестала кровь.

Однако это было последнее, что успел сделать гибнущий мертвяк. Его ноги, прогоревшие уже почти до кости, подогнулись, и он вновь повалился на горящие обломки мотоцикла. Раздалось еще несколько выстрелов — это взрывались гильзы в охваченном пламенем револьвере — и одна пуля даже порвала Сергею штанину, но, кажется, больше никто не пострадал.

Николай Кондратьевич присел на корточки возле Петьки. Тот был еще жив; по щекам его катились слезы боли и страха. Мальчик попытался что-то сказать, но изо рта его лишь выплеснулась кровь. Не только Лыткарев, но и профессиональный врач уже не сумел бы ему помочь; все, что мог сделать учитель — это гладить своего ученика по голове, пока тот умирал.