Сергей Жилин - Душегуб

До станции я добрался ранним утром.

На берегу широкой реки притаилось огромное трёхэтажное здание. Соседями ему служат дубы да сосны, ничего людского на расстоянии трёх километров нет. Станция вызывает неприятные чувства: гнилые доски готовы разлететься в труху под порывом ветра, а крыша не обвалилась только потому, что ей лень.

Чёрно-серое нечто с выбитыми окнами, плохо пахнет сыростью и запустением. Сложно представить, чтобы эта громадина была кому-то нужна. Особенно в такой глуши, при учёте, что переправа через реку расположена в десятке километров.

Местные сказали, что лодками пользуются рыбаки. Если судёнышки в схожем состоянии, то я их не понимаю.

Проверка карманов подтвердила, что всё на месте. Я кутаюсь в пальто и двигаюсь в сторону станции. До правосудия над Келлетрифом осталось немного.

Подле двери навалены ящики, в корыте ржавеют звенья цепи. Висит светильник, без лампочки. Я стучусь, и дверь идёт ходуном. Петли выдержали, чего не ожидалось. Прошло какое-то время, но мне не открыли.

Не могу ждать, поэтому переношусь внутрь. Бесцеремонность моих действий оправдывает правильная цель. Я чувствую, что здесь кто-то есть, а это говорит о скором наказании. Для себя я уже решил, что не оставлю мрази жизнь, но и умереть быстро не позволю.

Тишина слишком громкая.

В прихожей меня ждут стеллажи, целый их ряд тянется вплоть до большой двери. На стеллажах стоят приборы, тиски, навалено инструментов на все случаи жизни. Коробки с гвоздями, пахучие масла, смеси, какая-то краска. Это место, как скунс, источает вонь, пытаясь прогнать меня, оно знает, что я опасен.

Как я успел заметить, выход только один, не считая причала, а окон на первом этаже нет. Хочет бежать — пусть ломает ноги. Иду вперёд. Вокруг следы работы, пусть неопрятной, но интенсивной. На одном столе я нахожу раскрытый журнал, выпущенный задолго до Недоброго Утра. Сальные листы повествуют о выходе в продажу нового автомобиля. Солидная машина напомаженного прошлого.

Справа возникает дверь. За ней целый склад досок, старых, как моя рожа. Не оставил их в покое, пока не убедился, что здесь засранец не спрятался.

Дальше всё сплошь безликое, кроме одного стола. На нём полно кровищи, в том числе и свежей, топор, здоровый нож. Не криминал, если довериться ужасной рыбьей вони. Именно здесь обнаружилось много-много свечей.

Посмотрим, что за дверьми: я толкаю тяжёлые створки и оказываюсь на причале. Он расположен прямо в доме, а потолок является ему навесом. Четыре лодки покачиваются на беспокойной реке, одна из них сильно набралась воды из-за дырявых боков. У стены частично свалены, частично развешены снасти. Здесь есть всё от простой удочки до крепкой сети. Запах сырого гниения особенно нестерпим. Две двери: выбираю ближайшую.

Барак, тёмный и мрачный. Кровати в ряд, точнее, их ржавые остовы, похожие на гротескные скелеты геометрически идеальных чудовищ. Стены обклеены всевозможными бумагами, которые при ближайшем рассмотрении оказались газетными листами. Мне на глаза попалась статья о бушующей войне и её маленькой жертве: на фотографии маленькая девочка с большим наростом на лбу, который, подобно хоботу, закрывает левый глаз и свисает до подбородка. На шее ещё нарост, но уже какой-то губчатый, кожа на руках сморщенная, словно обгоревшая. Девочка открыла рот, и её зубы торчат редкими пеньками.

Её звали Мария Клавин, ей всего одиннадцать.

За второй дверью оказалась лестница. Не крутая, но довольно страшная, так как часть ступеней уже порушена. Прочие доверия не внушают.

К счастью, мне не всегда нужно ходить. Я просто задрал голову и переместился наверх. Лестница доходит только до второго этажа. Здесь очередная дверь, с красивой ручкой, выкрашенная белой краской. Внизу почернела от того, что её открывают ногой.

Взявшись за ручку, я понял, отчего так: у металлического рычага оказались острые края! Мать твою! Порез оказался достаточно глубоким и болезненным, кровь захлестала. Клятый Келлетриф с его грёбанными ручками!

Злоба изменила моё отношение к двери, и я просто снёс её ударом ноги. Скрипнули хлипкие петли, деревянный прямоугольник шмякнулся о стену, подняв облако пыли. Сырость первого этажа сменилась сухим царствием мусора. Я прошёл в просторную комнату.

Свет утреннего солнца позволяет разглядеть местные красоты: Здесь стоит очень большой диван, усыпанный тряпками, целый ряд ящиков с бутылками, какой-то железный сейф, пара сундуков, высокий шкаф-пенал, лежащий на боку, большой телевизор. Пол усыпан бумажками, где-то кучкуется помёт птиц, огромные пятна масла, опилки, опять же, кровь. Если здесь и живут, то настоящие свиньи.

Я подобрал с дивана самую чистую тряпку и перебинтовал руку. Рана оказалась довольно серьёзной, поэтому Келлетриф будет кричать от боли чуть громче, чем планировалось. Так вышло, что я злопамятный.

Единственное, что представляет интерес, так это железный сейф. За открытой дверцей я обнаружил две пустые полки разных размеров. В таких хранят оружие, маленькая полка предназначена для патронов…

Как-то и не подумал, что с этой мразью придётся осторожничать.

Просторная комната занимает почти весь этаж, и лишь в дальней стене можно найти новую дверь, надеюсь, одну из последних. Та поддалась с трудом, скрывая за собой закуток, заставленный пустыми клетками. На полу размазана смесь помёта и перьев, на чердак ведёт лестница. Миновав её, я оказываюсь наверху, прямо перед дверным проёмом, за которым клубится тьма. Вон оно где ты притаился…

Шаг вперёд… И тут вспыхивает яркий свет! Его белоснежные лучи впиваются в меня копьями, пугая до полусмерти! Я в страхе перемещаюсь в тёмный угол, как в помещении громыхает выстрел из дробовика! Келлетриф высветил меня самым настоящим фонарём, причём очень мощным, чтобы угостить дробью наверняка.

Достаю кусок зеркала и телепортируюсь к месту, откуда исходит луч и делаю два размашистых удара, которым достаётся пустота. И тут же приходиться убираться, чтобы не попасть в ловушку стрелка: дробь пролетает в метре от меня.

На чердаке оказалось полно клеток, причём не пустых. Оживились птицы, бьются и голосят, не позволяя мне расслышать ни звука, ни одного нужного звука.

И тут по помещению прокатился глубокий клокочущий голос:

— Не знаю, пригодится тебе это или нет в могиле, но ко мне друзья заходят без стука! Прости, если ты просто не знал!

— Да нет, я очень даже по твою душу, — перекричал я неугомонных птиц. — Всё честно.

Прошло пять минут тишины. Я всё время перемещался, пытаясь случайно наткнуться на Келлетрифа. И вслушиваюсь…