Ричард Матесон - Адский дом

— Нет, — покачала она головой.

— Если нам что-то надо обсудить, мы обсудим это дома.

«Дома»,— подумала Эдит. Никогда подобное слово не вызывало чувства чего-то невозможного.

— Ладно, — произнесла она с каким-то скрытым подтекстом.

— Хорошо, — сказал Барретт. — Значит, эта неделя была для нас ценной в том смысле, что помогла узнать нечто новое о самих себе. — Он улыбнулся жене. — Наберись мужества, дорогая. Все у нас получится.

9 ч. 42 мин.

Барретт открыл глаза. Перед ним было лицо спящей Эдит. Он ощутил приступ беспокойства. Не нужно было ему спать.

Взяв трость, Барретт свесил ноги с кровати и, поморщившись от боли, встал. Он снова поморщился, когда засунул ноги в туфли. Сев на другую кровать, он положил левую ногу на правую и пальцами левой руки вытащил из туфли шнурок.

Потом поставил ступню на пол. Так стало легче. То же самое он проделал с правой туфлей и вынул часы. Было около десяти. Барретт еще больше заволновался. Конечно, десяти утра? В этом чертовом корпусе без окон никогда нельзя быть уверенным.

Ему не хотелось будить Эдит. На этой неделе ей пришлось спать слишком мало. Но посмеет ли он оставить ее? Барретт стоял в нерешительности, глядя на жену. С ними всеми что-то происходит во сне? Это одно из проявлений ЭМИ, которое он изучал, но казалось, что подвергнуться его влиянию можно, только оставаясь в сознании. Нет, неправда — она ходила во сне.

Он решил оставить дверь открытой, поскорее спуститься по лестнице, позвонить и вернуться обратно. Если что-то случится, он услышит.

Сжав зубы от боли в большом пальце, Барретт проковылял в коридор. Несмотря на принятый кодеин, палец все равно неумолимо пульсировал болью. Бог знает, как он теперь выглядит, но смотреть не хотелось. Несомненно, когда все закончится, придется проделать небольшую хирургическую операцию, а то палец может частично потерять работоспособность. Ну да ладно. Цена приемлема.

Барретт открыл дверь в комнату Фишера и заглянул внутрь. Фишер не пошевелился. Барретт надеялся, что он не проснется, когда его будут выносить на носилках. Нечего ему тут делать, и раньше было нечего делать. Но, по крайней мере, второй раз спасется.

Неловко повернувшись, он поковылял к комнате мисс Таннер и заглянул туда. Флоренс лежала неподвижно. Барретт с сочувствием посмотрел на нее. Бедная женщина, ей со многим предстоит столкнуться, когда она выберется отсюда. Каково будет увидеть лживость своего прошлого существования? Готова ли она к этому? Скорее всего, она соскользнет обратно в притворство — это проще всего.

Он повернулся и похромал к лестнице. Что ж, в конечном итоге неделя была насыщенной. Барретт невольно улыбнулся. Несомненно, он недооценивал свою жизнь. И все же все прошло хорошо. Слава Богу, мисс Таннер ослепила ее ярость. Несколько точных ударов, и ему бы потребовалось несколько дней, а то и недель, чтобы привести реверсор в рабочее состояние. И тогда бы все пропало. Барретт поежился от этой мысли.

«А что все они будут делать, когда покинут этот дом?» — подумал он, спускаясь по лестнице. Левой рукой он держался за перила и то и дело останавливался. Вернется ли мисс Таннер в церковь? Сможет ли вернуться, после того как заглянула в себя и увидела жуткое зрелище? А Фишер? Что будет делать он? Ну, с сотней тысяч долларов он сможет многое. Что касается Эдит и его самого, для них будущее вырисовывалось довольно ясно. Но пока Барретт решил не думать об их личных проблемах. Их решение лучше отложить на потом.

По крайней мере, все они выберутся из Адского дома. Как неофициальный руководитель группы, он испытывал гордость, хотя, возможно, это было нелепо. И все же в 1931 и 1940 годах группы фактически были уничтожены, а на этот раз четверо вошли в дом и четверо сегодня вечером вернутся.

Барретт задумался, что после этого делать с реверсором. Доставить в лабораторию в колледже? Это казалось наиболее вероятным. Он представил себе, как торжественна будет эта доставка — наподобие транспортировки отделяемой кабины, в которой приземлился первый космонавт.

Возможно, когда-нибудь реверсор займет почетное место в Смитсоновском институте. Барретт сардонически усмехнулся. А возможно, и нет. Он не очень обольщался мыслью, что мировая наука преклонится перед его достижением. Нет, пройдут годы, прежде чем парапсихология займет свое законное место среди естественных наук.

Он двинулся к входной двери и открыл ее. Дневной свет. Барретт захлопнул дверь и, подковыляв к телефону, взял трубку.

Никакого ответа. Барретт постучал по рычагу. Прекрасное время для обрыва связи. Он подождал и снова постучал по рычагу. Ну же, давай! Вряд ли он сможет вывезти Фишера и мисс Таннер без посторонней помощи.

Он уже собирался повесить трубку, когда на другом конце послышался голос кого-то из людей Дойча:

— Да?

Барретт с облегчением громко вздохнул.

— Вы заставили меня поволноваться. Это Барретт. Нам нужна медицинская помощь.

Молчание.

— Вы меня слышите?

— Да.

— Так вы вышлете помощь прямо сейчас? Мистер Фишер и мисс Таннер нуждаются в срочной госпитализации.

Никакого ответа.

— Вы поняли?

— Да.

Молчание на линии.

— Что-то не так? — спросил Барретт.

Человек на другом конце вдруг выдохнул и сердито проговорил:

— Черт возьми, это нечестно с вашей стороны!

— Что нечестно?

Человек Дойча поколебался.

— Что нечестно?

Снова колебание. Потом голос быстро проговорил:

— Старик Дойч сегодня утром умер.

— Умер?

— У него был неизлечимый рак. Он принял слишком много таблеток, чтобы заглушить боль. И случайно сам себя убил.

Барретт ощутил отупляющее давление на череп. «Какая разница?» — услышал он в голове вопрос, но сам знал какая.

— Почему вы нам не сообщили? — спросил он.

— Было велено не говорить.

«Сын велел», — подумал Барретт.

— Что ж... — слабым голосом проговорил Барретт. — А как...

— Мне велено просто... бросить вас там.

— А деньги? — спросил Барретт, хотя уже знал ответ.

— Об этом мне ничего не известно, но в данных обстоятельствах... — Говорящий вздохнул. — Где-нибудь это записано?

Барретт закрыл глаза.

— Нет.

— Понятно, — безразлично проговорил собеседник. — Тогда этот его ублюдок-сын, несомненно... — Он не договорил. — Послушайте, я прошу прощения, что не позвонил вам, но у меня связаны руки. Мне прямо сейчас нужно возвращаться в Нью-Йорк. У вас есть машина. Предлагаю вам уехать. В Карибу-Фолс есть больница, вы доберетесь туда. Я сделаю, что могу... — Голос затих, потом раздался раздосадованный возглас. — Черт, меня самого, наверное, уволят. Терпеть не могу этого типа. И отец-то был не подарок, но этот...