Энн Райс - Пандора

«Теперь я – ее жрица, – сказала я. – Я должна восстановить ее культ. Вот что ей нужно. Но она привела меня и для тебя, потому что ты одинок. Мариус, я все это видела. Я видела нашу собственную свадьбу в Риме, как в старые времена, с нами были наши семьи. Я видела поклонников ее культа».

Он явно пришел в ужас.

Этого я видеть не хотела. Я его не понимала.

Я вышла на траву. Мальчики досуха вытерли мое тело. Я посмотрела на звезды. Дом со своими теплыми лампами выглядел примитивным и хрупким – жалкая попытка навести порядок, не сравнимая с сотворением одного-единственного цветка.

«Какое потрясающее зрелище – просто ночь, – сказала я. – Разговоры о целях и намерениях – оскорбление для ночи, когда даже самый заурядный момент до краев наполнен божественным смыслом и спокойствием. Все идет своим чередом».

Я отошла и покрутилась на месте, стряхивая с волос воду. Я стала такой сильной! Когда я остановилась, голова не кружилась. Я чувствовала себя так, словно обрела бесконечное могущество.

Один из мальчиков протянул мне тунику. Мужскую. Но я уже часто говорила, что римские одежды были очень просты. Обычная короткая туника. Я надела ее и позволила ему завязать вокруг талии пояс. Я улыбнулась ему. Он задрожал и отступил.

«Просуши мне волосы», – велела я ему. Какие ощущения! Я медленно подняла глаза. Мариус тоже вытерся и оделся. Он не сводил с меня глаз, выражавших яростное недовольство и откровенное возмущение.

«Нужно пойти туда, – сказала я, – сменить ее золотое платье. Богохульство – оставлять ее в крови».

«Я сам справлюсь!» – в неподдельной ярости откликнулся Мариус.

«А, так вот в чем дело!»

Я огляделась по сторонам, красота окружающего мира манила меня, предлагая забыть о нем, вернуться к нему позже, когда я вдоволь нагуляюсь под оливковыми деревьями в сопровождении созвездий.

Но его злость меня обидела. Странная обида, глубокая, лишенная, однако, той боли, какую обычно испытывают при этом смертные.

«Какая прелесть! – сказала я. – Я узнаю, что миром правит богиня, настоящая богиня, что она создала все на свете! Что мир – не просто гигантское кладбище! Но узнаю я это в ходе заранее спланированного бракосочетания! И вот – взгляните на жениха! Как он лелеет свое настроение».

Он вздохнул и наклонил голову. Придется ли мне снова увидеть его слезы, слезы безупречного, знакомого и любимого бога среди растоптанных цветов?

Мариус поднял на меня взгляд.

«Пандора! – сказал он. – Она не богиня. Не она сотворила мир».

«Да как ты смеешь говорить такие вещи?»

«Приходится! При жизни я готов был умереть за истину, готов и сейчас. Но она этого не допустит. Я нужен ей, и ты нужна – чтобы сделать меня счастливым».

«Ну и отлично! – Я вскинула руки. – Я счастлива. И мы восстановим ее культ».

«Нет, не восстановим, – возразил он. – Как тебе вообще могло прийти это в голову?»

«Мариус, я хочу пропеть это с вершины горы; я хочу рассказать всему миру, что в нем существует такое чудо. Я хочу пробежать по улицам с песней. Нам суждено восстановить ее на троне в великом храме в самом центре Антиохии!»

«Ты сама не понимаешь, сколь безумны твои идеи!» – закричал он.

Мальчики уже убежали.

«Мариус, ты что, уши затыкаешь, когда она приказывает? Мы должны найти и убить ее богов-ренегатов, а потом проследить, чтобы от нее рождались новые боги, боги, которые будут заглядывать людям в душу, будут стремиться к справедливости, а не ко лжи, боги, непохожие на фантастических похотливых идиотов или пьяные эксцентричные порождения Северного неба, швыряющие молнии. Ее культ основан во имя добра, во имя чистоты!»

«Нет, нет, нет, – без конца повторяя это слово, он отошел, словно пытаясь тем самым придать ему еще большую выразительность. – Ты чушь несешь! Глупости, отъявленные суеверия!»

«Не верю, что ты осмелился произнести подобное! – крикнула я. – Ты чудовище! Она заслужила свой трон! И царь, сидящий рядом с ней, – тоже!

Они заслужили, чтобы верующие приносили им цветы. Ты думал, тебя без всякой причины наделили силой читать мысли? – Я вышла вперед. – Помнишь, как я в первый раз насмехалась над тобой в храме? Как я сказала, что тебе стоит отправиться в суд и читать мысли обвиняемых? Моя насмешка попала точно в цель!»

«Нет! – взревел он. – Это чистейшей воды ложь!»

Он повернулся ко мне спиной и поспешил в дом. Я последовала за ним.

Он помчался по лестнице в ее святилище и остановился почти перед ней. Они с царем сидели как раньше. Ни одна ресница не дрогнула на их лицах. В наполненном ароматами святилище живыми оставались только цветы.

Я посмотрела на свои руки – какие белые! Могу ли я умереть? Или проживу века, как обгоревший?

Я всмотрелась в их божественные лица. Они не улыбались. Не спали. Они смотрели – и все. Я упала на колени.

«Акаша, – прошептала я. – Могу я называть тебя этим именем? Скажи, чего ты хочешь?»

Никаких перемен. Абсолютно никаких.

«Ну, говори, Мать! – хриплым от грусти голосом обратился к ней Мариус. – Говори! Ты к этому всегда стремилась?»

Внезапно он ринулся вперед, взбежал по двум ступенькам ее помоста и замолотил кулаками по ее груди. Я пришла в ужас.

Она не шелохнулась, не моргнула. Его кулак наткнулся на стену, сдвинуть которую ему было не под силу. Только чуть-чуть качнулись задетые его рукой складки одежды. Я попробовала оттащить его.

«Прекрати, Мариус, она тебя уничтожит!»

Я изумилась собственной силе. Я, несомненно, не слабее его. Он позволил мне увести себя, его лицо заливали слезы.

«Что же я наделал! – рыдал он, глядя ей в лицо. – Ох, Пандора, Пандора! Что я наделал! Я создал еще одно пьющее кровь существо, в то время как торжественно поклялся, что, пока я жив, никто никогда больше никого не создаст!»

«Идем наверх, – спокойно сказала я, оглядываясь на царя и царицу. Никаких признаков реакции или узнавания. – Неприлично, Мариус, нам ссориться здесь, в святилище. Идем наверх».

Он кивнул и позволил мне медленно вывести себя из комнаты, но шел, не поднимая головы.

«Тебе очень идут длинные варварские волосы, – сказала я. – А я теперь способна увидеть тебя новыми глазами. Наша кровь смешалась, как могла бы смешаться в нашем ребенке. – Мы прошли в большую библиотеку. – Мариус, ну неужели ничто во мне не радует глаз? Неужели для тебя во мне нет ничего красивого?»

«Что ты, моя дорогая, в тебе все красиво! – сказал он. – Но заклинаю тебя Небесами, подумай! Ты что, не понимаешь? Тебя лишили жизни не во имя святой истины, но во имя размытой тайны! Чтение мыслей не делает меня мудрее любого прохожего! Я убиваю, чтобы жить! Как убивала она тысячи лет назад. Да, она поняла, что это необходимо. Она поняла, что время пришло».