Сборник - Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей

– Я… для беседы, – отвечал Сухоруков.

– Так вот, милостивец, я вам для этого случая номерочек дам, – объявил гостинник. – Там келейник к старцу по номеркам людей пускает, чтобы народ не сразу лез. Вам сейчас третий номерок приходится. Тут уже двум приезжим я номерки дал. Одному офицеру, к нам такой приехал, да вот еще монашке из Каменского монастыря…

Василий Алексеевич был счастлив, что так хорошо попал в пустынь, к самому дню, когда был прием у отца Илариона.

Сегодня Сухоруков должен быть у старца. Он проснулся рано утром в своей маленькой комнатке. К нему вошел Захар. Сухоруков быстро оделся, теперь он уже свободно владел своей правой рукой. Одевшись, он сошел вниз на крыльцо гостиницы, сопровождаемый Захаром.

На дворе у коновязи стояло несколько запряженных телег с наложенным в них кормом. Это мужики издалека приехали в монастырь. На некоторых телегах сидели бабы с ребятами. Слышны были разговоры. Со стороны въезда в пустынь подъезжали и подходили еще паломники, было много крестьян. Время для народа было свободное – горячая рабочая пора уже прошла.

На монастырской колокольне уже благовестили к ранней обедне. Василий Алексеевич прошел к воротам монастыря. Ворота были заперты, но в них была раскрыта калитка. Через калитку он вступил внутрь пустыни.

Когда Василий Алексеевич с Захаром вошли в монастырскую ограду, первое, что поразило их, это – масса цветов по всем внутренним дорожкам пустыни. Цветы блестели на утреннем солнце. Было очень красиво. «Вот истинный рай!» – вырвалось восторженное замечание Захара.

В ограде было тихо. Только удары колокола прерывали тишину. Василий Алексеевич шел не спеша, опираясь на палку. Его обгоняли приехавшие богомольцы: бабы в платках и паневах, старухи с котомками на плечах, бородатые мужики без шапок. Они по дороге крестились. Обогнал Василия Алексеевича странник с развевающимися волосами, в истрепанной свите, с посохом в руке, напоминавший Сухорукову по своему костюму Никитку. Только лицо у этого странника было другого типа: много моложе, румяное, с рыжей круглой бородой. Прошел плечистый военный с черными бакенбардами, в накинутой шинели. Пройдя мимо Сухорукова, он обернулся и довольно сердито посмотрел на Василия Алексеевича из-под длинного козырька фуражки. Взгляд его был мрачный; он не гармонировал с выражением других лиц, проходивших мимо Сухорукова. У большинства на лицах было написано, наоборот, что-то радостное. Видно было, что они у цели. Близко было их утешение, которое они ожидали у старца. В те времена крепостничества и всякой несправедливости было великой радостью для простых людей прикоснуться к святому человеку, к хранителю правды Божией на земле, той правды, которой так жаждет наш народ.

Василий Алексеевич видел, что большая часть паломников шла не в главный храм, где служили раннюю обедню, а налево, на боковую дорожку. В конце ее виднелось высокое крыльцо, пристроенное к кирпичному двухэтажному зданию. На острой крыше этого крыльца блестел большой восьмиконечный крест. Это и был вход в маленькую церковь, где сегодня будет принимать мирян старец Иларион.

С крыльца Василий Алексеевич вступил в большую прихожую перед церковью. Там собралось уже порядочно народа, ожидавшего быть впущенным к старцу. Большинство сидело на лавках кругом стен прихожей.

К собравшимся вышел высокий монах с худым постническим лицом. Это и был келейник отца Илариона. Он отобрал у желающих видеть старца номерки, которые они получили от гостинника. Подойдя к Василию Алексеевичу и посмотрев на его номерок, келейник пригласил его за собой в церковь.

Храм, куда вошел Василий Алексеевич, был невелик. По-видимому, он был устроен в здании уже после его сооружения; он был переделан из длинной невысокой комнаты. Здесь, в храме, направо от входа, у стены уже сидели двое лиц, дожидавшихся приема у старца: это были старая монахиня и тот самый военный, который обогнал Василия Алексеевича, когда он шел по дорожке.

Правый клирос церкви был загорожен двумя большими иконами. Иконы эти доходили до потолка и образовали как бы отдельную комнатку. Сухоруков спросил тихо келейника, здесь ли старец. На это келейник ответил, что старец в алтаре и что Василий Алексеевич увидит отца Илариона, когда тот выйдет из алтаря.

Действительно, скоро из алтаря вышел отец Иларион. Он прошел из северных дверей к царским вратам. Положив земные поклоны перед местными иконами Спасителя и Божией Матери и приложившись к ним, старец остановился на несколько минут у царских врат для молитвы.

Насколько Василий Алексеевич успел всмотреться в старца, это был старик небольшого роста, весь седой, с тонкими чертами лица. Он был в мантии и эпитрахили. Левой рукой он поддерживал на плече своем клобук. Помолившись у царских врат, старец прошел на клирос за образа.

Келейник приблизился к военному, о котором мы говорили выше, и попросил его пройти на клирос к старцу.

Военный пробыл у старца довольно долго, около получаса. Василию Алексеевичу совсем не было слышно, что говорилось на клиросе за образами; оттуда доносился гул двух голосов. Но вот военный вышел. Он тихо спускался со ступенек амвона. Посмотрев на него, Василий Алексеевич был удивлен переменой в выражении его лица сравнительно с тем, как Сухоруков его только что видел на дорожке. Военный имел смущенный вид. Он спешил скорее платком закрыть свое лицо. С каким-то точно испуганным выражением он прошел мимо Василия Алексеевича и исчез в выходных дверях церкви.

После военного келейник пригласил к старцу монахиню. Та пробыла за образами недолго – всего каких-нибудь пять минут.

Очередь пришла идти Василию Алексеевичу. Не без волнения, опираясь на свою палку, он пошел к старцу. Взойдя на клирос, Василий Алексеевич увидал, что у окна перед старцем стоял аналой; на нем лежали Евангелие и крест.

– Вы из помещиков будете? – сказал старец, когда Василий Алексеевич поклонился и принял от него благословение. Старец внимательно смотрел на Сухорукова своими проницательными глазами.

– Я сын помещика, – отвечал Василий Алексеевич, – живу с отцом в нашем имении.

– Какое ваше горе? – спросил старец. – Чем могу вам помочь?

– Горе мое, если только это можно назвать горем, – начал с некоторой заминкой в голосе Василий Алексеевич, – в Христа я, отец святой, не верую… В таинство причастия веры у меня нет…

– Это что же!.. – сказал старец, с удивлением взглянув на Сухорукова. – Вы чуда от меня хотите? Хотите, чтобы я вас, нравственно слепого, зрячим человеком сделал?..

Старец покачал головой и строго посмотрел на Сухорукова.

– Скажите мне, как я уверю такого слепого, как вы, что есть солнце, коли глаза у вас на солнце закрыты, – проговорил он словно с укором. – Впрочем, – тихо улыбнулся старец, – вы кое-что уже видели… Зорьку-то вы ведь видели?.. Знаете, когда перед солнечным восходом заря чуть-чуть занимается… Так ведь? – говорил он, пытливо смотря на Сухорукова. – Зорька вас коснулась?..