На ночь глядя - Роман Шмыков
Я извинился перед всеми, кого вспомнил, искренне пожелал счастья тем, с кем когда-то ругался. Пуская слёзы и медленно наполняя маску изнутри, начал молиться Богу, о котором и думать забыл ещё в подростковом возрасте. Наступило то самое время, когда обещаешь всевышнему, что если переживёшь, то начнёшь ходить в церковь и делать всё по совести так, как никогда раньше. Я начал с того, что попросил Его сначала избавить от усилившейся судороги, и либо моё желание исполнилось, либо моя нога совсем отнялась в холоде и неудобном положении. Я вообще отвлёкся от этого момента, чуть не забыв напрочь, что всё равно не могу всплыть на поверхность и сделать вдох тем воздухом, к которому привык. Тот, что в баллоне, грозит закончиться в любую секунду, и начинается лотерея. О каждом вдохе думаю, как о последнем, я стону и пищу́ под водой, боясь снова сделать глоток из трубки, которая словно стала намного тоньше.
И паника ли это? Ужас, страх и медленно наступающее смирение. Те ошибки, что совершал, кажутся решёнными давным-давно, прощёнными, с истёкшим сроком давности. Рванул ногу ещё раз, но та осталась на месте, и тут продолжился торг с высшими силами, исключительно на которые я мог положиться в этот момент. Свет луны блеснул в водорослях, и рыбья чешуя пустила лунного зайчика совсем рядом. Осмелевшая рыбёшка, размером меньше, чем ладонь, чуть ли не вплотную подобралась к моей маске, своими пустыми глазами глядя в мои. Высохшие слёзы больно щипали веки, моё лицо исказила уродливая гримаса с зажатым во рту патрубком. Рыба умеет смеяться? Умеет издеваться или дразнить? Она не понимает, что мне плохо, ведь она в своём мире. Да, он жесток, но стихия родная, а тут рядом с рыбёшкой какой-то человек, и его странная конечность зацепилась за дерево. Ну и дурак!
Рыбка уплыла, когда я в своей же голове назвал себя дураком. Мысль превратилась в волну, отпугнувшую трусишку, оставив меня опять одного. Дышать стало легче, и я правда успокоился. Смотрел наверх, разглядывал отсветы лунного цвета на маленьких волнах. Поверхность от меня всего метрах в трёх, но в моём положении они кажутся километром, и я даже не представляю, что должно случиться в одночасье, чтоб получилось показать голову наверху. Как же сладок этот момент в моих представлениях, уже представляю цунами расслабления и истерики радости, когда всплыву. Я правда ещё верю, что сделаю это?
Я дёрнул ногу, и та опять не поддалась.
Блядская коряга! Я ебал твоё дерево, иди нахуй со своими ветками! Своими сучьими ебаными отростками ты зацепила меня за ногу, пизда старая, иди нахуй! Я тебя, блядь, ненавижу! Хуила, блядь, блядь! Грязная мокрая блядь!
А нога всё равно осталась на месте, онемевшая, с кусочком режущей боли где-то в районе косточки прямо над сводом стопы. Я достал трубку изо рта и крикнул прямо в воду так, что даже горло заболело. Целая стая пузырей взмыла вверх, достигши открытого воздуха, миновала воду, бросила меня в темноте и холоде. Я снял маску и отпустил, та сразу отправилась за фонариком, догнав этого скользкого ублюдка. Ну и пусть сидят там, больно мне надо. Вставил трубку обратно, когда лёгкие сами по себе сократились в желании получить немного воздуха. Уже не такой свежий, плотный, питательный. Сколько я уже здесь? Моё время буквально подходит к концу, баллон вот-вот опустеет, и я утону. Как же мерзко вспоминать те моменты, когда мы с Андреем только-только подъехали к озеру, и без всякой лишней дребедени я мог свободно дышать и не думать ни о чём. А теперь как сумасшедший, оставшийся без света и маски, думаю о том, как бы освободить ногу и наконец всплыть, чтоб достичь берега, дать пощёчину Андрею и уехать домой.
Вспомнил анекдот.
Сталкиваются на лодках посреди озера два пьяных рыбака, а бармен им говорит — идите нахуй отсюда.
Расскажу Андрею, когда всплыву. Думаю, он уже переоделся и сидит в машине с часами в руках. Засёк ровно двадцать минут и ждёт последнего щелчка, прежде чем поймёт, что придётся домой ехать одному. Не забыл бы хоть палатку. Он говорил, что она очень дорогая, пусть и маленькая. Там какой-то очень плотный материал покрытия, не пропустит никакую влагу, да ещё и тепло внутри сохраняет. Я б денег на такое пожалел, но Андрей своим желаниям потакает. Может, поэтому у него всё хорошо? Сын недавно в школу пошёл, и был бы мой ребёнок с его сыном ровесники, если б с Ирой мы решились завести потомство. Назвал бы его Андреем, если б мальчик родился, а девочка была бы… не знаю. Придумал бы, в случае чего. Или Ира решила бы самостоятельно, или посоветовавшись со своей мамой, как обычно. Я же всё равно ничего не решаю. Бы да кабы. Как обычно, блядь.
Ненавижу себя, ненавижу свою никчёмную, а теперь и резко укоротившуюся жизнь. И как-то всё глупо. И садик, и школа, и училище, всё в трубу. И попытка быть на кого-то похожим. И вроде по правилам, как у людей, а всё равно извращённо, наигранно, и так противно со стороны сейчас вспоминать. Одиноко было как-то, да и сейчас тоже, конечно. Все эти попытки быть хорошим человеком только людям на потеху. Я завидую даже немного. Хочется, но не можется. И горько за то время, что спустил в унитаз, думая, что успею ещё, нагоню, наверстаю, сделаю как надо. А вот как оно вышло. Застрял ногой в коряге. Хорошая шутка, затянулась только слегка, на тридцать пять лет, в ожидании финала для самых терпеливых, таких же скучных, как и сам анекдот. Прошу прощения за такое скудное представление.
Руки повисли плетьми. Каким-то маленьким органом я ощутил, что моё тело ещё немного спустилось вниз, а в ноге не появилось новых ощущений. Я чуть
