Оксана Бердочкина - Звездочет поневоле

«Издавать бы тебе слезы твои, да неоценимый вклад подобен мундиру без чести. Все твое уже ни при чём и никому не надобно, кроме тебя самого. Ведь все это было, когда на доллар можно было жить целый день».

«Июнь Июнич Никакой» очнулся в пятом часу, чувствуя чьи-то мечты, явно идущие в разрез с его представлениями. Он скинул суховатое полотенце с перегретой головы и сильно растер руки, припоминая фактуру своих исчезнувших часов. Едва он успел осмотреться, понимая, что проснулся не в той комнате, в которой засыпал, как в пустой полумрак обеденного зала, осыпанного дневным сном, вбежало озадаченное Пятнышко. Размахивая быстро заканчивающимися ручками, он запрыгнул на стул, отделанный натуральной парчой, и, все более уплотняясь в нем, скинул телефонную трубку, спешно набирая условный номер.

«Так, вы говорите, звездочет поневоле? Дегустируйте, друг мой! Я говорю, пробуйте разговор. Осталось не так много времени, нам нужно успеть еще до следующей пасхи… Вот только не сваливайте все на утечку кадров. Неужто все пасхальные зайцы перевелись? В конце концов, коту можно приделать уши, хвост в элегантный узелок… А что там с фондовым рынком? Удваиваются зайки мои? Ну что ж, будем больше инвестировать. Паек – моя собака, текущий счет – моя совесть! Действуйте правомерно и неправомерно!», – решительно закончило Пятнышко, вырубив неподключенный телефон.

«Скажите, а это сейчас так модно, отбирать одежду у гостей?», – неожиданно раздался третий голос.

«Это же для вашего же спокойствия, – ублажал Пятнышко, скрещивая ладошки. – Сатанинский не любит, когда кто-то одет лучше, чем он. Поэтому всех присутствующих переодевают в элементарный second hand и желательно женский».

Июнь Июлич всколыхнулся: «Что, кроме меня, еще кто-то есть?»

«Да, есть! Вон он, на другой кушеточке, голенький притаился с вопросом!», – с явной заботой помогало знакомству любезное Пятнышко, указывая в темноту.

«Здрасьте, а вы кто?», – поинтересовался Никакой, понимая, что он в том же странном положении.

«Я – Соболь. Акционер одного очень успешного предприятия, был дома, собирался в Канны, оказался тут, а вы?»

«Я – Никакой… Июнь Июлич Никакой».

«Голые валеты», – во вздохе улыбнулся Пятнышко, скручивая ручонки.

«Мне кажется, что у нас два пути, либо это розыгрыш, либо террористы…», – оценивая их общую ситуацию, заключил господин Соболь.

«Да нет же, это сон, я верю в это», – с улыбкой убеждал Июнь.

«Да ну! Скажите еще… Не ту дорожку выбрал».

«Вы все путаете! Это путешествие – ваш счастливый билет», – возмутился Пятнышко, расчесывая облысевшую голову.

«Но мне не нужно счастье! Мне нужно в Москву!», – вскричал господин Соболь, сопротивляясь происходящему.

«С этими просьбами, друг мой, обращайтесь…», – пробил никому не известный хриплый басовый голос, что странным образом выкатился из горла Пятнышко.

И здесь несложную компанию раздавил интеллектуальный шум ненастроенного пианино. Кто-то мрачно уселся за инструмент и вырубил на клавишах классический этюд. Гости переглянулись, и в центр зала внесли серебряную сахарницу на львиных ножках, на крышечке которой был установлен скрученный в узелок ключик. Пятнышко тут же воскликнул, прихлопывая в ладоши: «Игры в кости, господа! Игры в кости!».

Пока белые руки гнались вдоль октав, звук рояля становился все более чистым, настроенным. В зал вернулся Сатанинский с пятеркой своих слуг. Они что-то переставляли, вроде разбирая атмосферу, выносили мелкие вещи, протирая бережливо мебель, затем вносили новые предметы, раскладывая их, будто те реквизит к диалогу. Одним словом – суета. Последним мгновеньем стали новые светильники и три десятка необъяснимо расставленных повсюду кремовых свечей.

«Я готов играть, господа, прошу занять места по предпочтению», – заявил Сатанинский, запахнувшись в отрезе бардового бархата, его голое тело ничуть не стеснялось присутствующих гостей.

«Ну? Что дивитесь? Довольно мечтать, обстановка разряжена, пора начинать проигрывать», – он достал из сахарницы две черные кости, усеянные изумрудами, и бросил их на обеденный стол, в зале послышался звук бубенцов. Кости показали число девять.

«Ой, сейчас на водке начнет гадать!», – вскрикнуло Пятнышко, держась за голову, его тоненькие реденькие волоски в буквальном смысле встали дыбом. И вправду Сатанинский разлил весь графин на то место, куда улеглись брошенные им кости, и водка перевоплотилась в масло, принимая светло-бурый оттенок, а через секунды и вовсе обернулась в нефть без запаха. «Обожаю этот крекинг! Беспредельные спирты! Видно, удача зреет», – заговорил Сатанинский, внезапно переменившись.

Нефть густела все больше и больше, и когда-то растекшееся вещество, неожиданно собралось в волнистый камень, а после десятка вращений твердо застыло, напрочь изменив свое физическое свойство. «Теперь это – семя. До восхода нужно посеять, – продолжил Сатанинский. – Дальше прорастет, и брошенные кости с плодами выйдут».

«И что вам это даст?», – вступил Соболь, уже привыкший к своей наготе.

«Будущее! Мое праздное будущее, без которого я стану существовать только наполовину, ибо прошлое уже есть».

«Не проще ли продать данный метаморфоз? Очень удобно, и не надо ждать этого самого будущего, деньги на руку и все довольны».

«Вы, господин Соболь, рассуждаете так, как я когда-то смел подумать, но эта схема придумана мной исключительно для тех, кто умирает. Человечество постоянно совершает поступки, поддерживающие мой личный авторитет, хотя, признаться, я не настолько всесилен, как кажется. Видите ли, я завишу от человечества, как вы от своего бизнеса. Человечество было запущено с целью искупления и торжества, а уже после пришествия таких персонажей, как Сын Божий, тьма была повергнута навечно. Так что я могу состояться только в том случае, если с вами будет происходить что-то отклоняющее от принесенных заповедей. Вот, например, процесс зла в вашей душе, во всех отношениях меня питает. Вы злитесь, я богатею, я становлюсь крепче, вы смиряетесь, и ваше смиренье затворяет мое существо в бездну. Правда, это постоянная игра, где бы вы ни были, материя или дух, этот мир или тот, путь к миру, что был оставлен от земного сложения. В любом случае я – филателист всех греховных процессов, и я не смею терять ни минуты, отсюда все ваши беды. Вы доверяетесь мне, и я нарушаю вас, я ввожу вас в безумие, вы становитесь рабами бессмысленных вещей, обстоятельств, я путаю вас, и вы отдаете все свои жизненные силы на пустяки, бесполезно тратя себя, лишь бы подальше от этой святой истины, и все свои недолгие годы жадно стареете в моих ловушках».