Олег Маркеев - Таро Люцифера

Иван оглянулся.

— Мариш, входи!

По тому, как потеплел голос Ивана, Корсаков понял, что женщина зашла не случайно и в жизни Бесова она не случайный человек.

Мария сделала шаг и остановилась, положив рук на спинку кресла Ивана. На Корсакова она смотрела с плохо скрытым удивлением, что и понятно, если учесть весьма помятый вид гостя.

— Позвольте представиться. Игорь Корсаков.

— Тот самый? Ваня мне про вас много рассказывал.

Корсаков перевел взгляд на Бесова.

— Надеюсь, только хорошее?

— А я про друзей плохое не запоминаю, — ответил Иван. — Ты, Мариш, не смотри, что у него с лицом нелады. Это он… — Иван замялся.

— С Никасом Сафроновым поспорил, — пришел ему на помощь Корсаков. — О колористике спорили.

— Да? — В глазах Марии мелькнули смешинки.

— А Зураб Церетели полез разнимать.

Первым не выдержал Иван, зашелся в хохоте. Марина подхватила, смех у нее был серебристый, колокольчатый.

Корсаков посмотрел на Ивана и Марию и невольно позавидовал. Люди были просто счастливы, потому что жили, как заповедовал Господь жить мужчине и женщине.

Вековые липы темным шатром накрывали аллею.

Корсаков посмотрел на толстые, в два обхвата, стволы.

— Они, наверное, еще прежних хозяев помнят, — сказал он.

Мария шла на полшага впереди, оглянулась через плечо.

— Смотря, кого вы имеете в виду, Игорь. Имение от князей Белозерских-Белозерских перешло к Апраскиным, если не ошибаюсь, в девятьсот пятом, девятнадцатого века. Парк был разбит заново при Апраксиных. А от деревьев, что росли при первых хозяевах остался только вяз у родовой церкви. Сведения совершенно точные, по моей просьбе ребята с биофака МГУ проводили экспертизу.

— Интересно. А зачем это вам?

Мария пожала плечами.

— Интересно же. Я вообще старину люблю. Закончила историко-архивный, работала в областном краеведческом музее. Там меня Ваня нашел. Ему потребовалась информация по этой усадьбе. Я помогла… А он взял и пригласил к себе экспертом.

— Вот как! — Корсаков не стал говорить, что в узких кругах Иван Бесов считался лучшим специалистом по интерьерам дворянских усадеб восемнадцатого века.

Легкая улыбка тронула губы Марии.

— Хотя, какой я эксперт! Так, архивный поиск, систематизация, секретарская работа… Даже неловко как-то.

— Бросьте, неудобно, имея восемь классов образования, называться «экзекъютив брэнд-промоутором консалт-трейдинговой фирмы».

Брови Марии взлетели вверх.

— Бог мой! А что это такое?

— Сам не знаю. Но ноги у нее просто из зубов росли.

Мария прыснула в кулак.

— Да ну вас!

Корсаков снял шляпу, стал обмахиваться ею, как веером. Вечер выдался душным, как перед грозой.

— Здесь поблизости никакого графского прудика нет? — спросил он.

— При новом хозяине будет, уже включен в смету. А в том, что есть сейчас, даже утки не плавают. — Мария скользнула взглядом по лицу Корсакова. — Игорь, извините, что лезу с советом… Но вам купаться пока нельзя. Если было сотрясение мозга. Перепад температуры, малейший спазм — и беда будет. У меня так отец погиб.

— Спасибо за совет, Мария. Один специалист меня уже посоветовал поберечься.

Корсаков вспомнил Трофимыча и его дурацкие советы. И нахмурился.

Мария, чутко уловив перепад его настроения, отвернулась.

— Извините меня, — помолчав, произнесла она. — Лезу к вам со своими проблемами.

— Ну, что вы, — успокоил ее Корсаков. — Это место так действует.

Аллея вывела их к церквушке. В последний приезд Корсакова старинная шатровая церковь напоминала раскрошенный зуб во рту старика. Белый камень посерел от времени, порос неопрятными пятнами мха, пробоины, нанесенные войной и дуростью человеческой, обезобразили стены. Креста на вершине шатра не было.

Теперь церквушка ожила и принарядилась, как бабуся на Пасху. Камень зачистили и отшлифовали до сахарной белизны, поставили дубовые резные двери, на стрельчатых окнах бронзой играли витые решетки. Крест ярко горел в наливающимся вечерней синевой небе.

— Как при князьях было? — спросил Игорь.

— Гарантирую! — с гордостью ответила Мария. — Я нашла в нашем запаснике миниатюру неизвестного художника. Внешний вид мы восстановили по ней. А с росписями что делать, пока неизвестно. Ваня не хочет привлекать Патриархию. Знаете, какие интриги начнутся!

— Могу себе представить, — кивнул Корсаков.

— За то я нашла, знаете что? — Мария затаила дыхание. — Только, дайте слово, что никому не скажете! Это пока тайна.

— Нем, как могила! — Корсаков приложил ладонь к груди.

Мария немного помедлила.

— Как раз о могиле и речь. Пойдемте!

Она схватила его за руку и повела за церквушку. Там за покосившейся оградой располагалось маленькое кладбище, окруженное густой стеной бузины и сирени. Каменные плиты утонули в густой траве. Сохранилось несколько гранитных крестов. Ангел, уронив изломанные крылья, присел на край гранитной тумбы. Черты лица ангела были смазаны жестоким ударом, казалось, что его изуродованные губы кривились в коварной улыбке.

— Да, постарался народ, — прокомментировал Корсаков.

Мария указала на искривленные временем сухие стволы, торчащие за могилами.

— Видите? Это все, что осталось от акаций. Придется сажать новые. — Она повернулась к Корсакову. — Белозерские и Апраксины были масонами. А у «вольных каменщиков» акация считается символом смерти и возрождения, потому что единственная цветет два раза в год.

— Занятно. Про акацию я только романс слышал. «Белой акации ветви душистые…».

— Это не про любовь, уверяю вас. Вернее, не только про любовь.

Корсаков вспомнил мучительно грустную мелодию романса, в годы его отрочества почему-то считавшимся «белогвардейским».

— Он про смерть, — сказал он.

Мария покачал головой.

— Про любовь, про смерть и про жизнь после того, как любовь умерла.

Она отступила на несколько шагов. Указала на серый могильный камень. Кто-то старательно зачистил буквы и цифры, высеченные на камне, и они выделялись так четко, что Корсаков с расстояния смог без труда прочитать:

«Княжна Анна Петровна Белозерская-Белозерская. 1807–1827».

— Анна? — вырвалось у Корсакова.

— Да. — Мария удивленно взглянула на него. — Единственная дочь князя Петра Алексеевича. С ней связанна очень таинственная и темная история. Официально считается, что Анна умерла от воспаления легких. Но… Игорь, вы дали слово.

— И готов поклясться еще раз. Что-то мне подсказывает, что речь пойдет о чести дамы. Я прав?