Б. Олшеври - Семья вампиров

Сегодня я прямо счастлива, нашла свой молитвенник, мою милую, черненькую книжечку, а то он затерялся, и без него все молитвы как-то выскочили у меня из памяти.

Теперь я не боюсь тебя, черный призрак! Франческа обещала мне каждый вечер читать вечерние молитвы.

Я ей сказала, что мне видится черный человек, и она уверена, что ни одно привидение не устоит от молитв св. Антония. Как хорошо. А Карло все не едет.

Луна все прибывает, и скоро полнолуние. Уверенность и спокойствие испаряются, а ожидание и желание вновь насладиться покачиванием в лучах месяца все нарастают. Серебряные волны плывут, и ты точно летишь, летишь, а он тут рядом, ненавидимый и желанный.

Нет, я переломлю себя и не дам ему повода явиться вновь.

Мой молитвенник всегда со мною, нужно подтянуть нервы, достаточно галлюцинаций…

Франческа каждую ночь сидит у моего изголовья, и мы много с ней беседуем…

Карло вернулся. Он очень похудел и осунулся; верно, есть заботы, которые он скрывает от меня. Неужели же я буду наваливать на него новые.

Да тем более что все прошло.

С Карло приехал смешной старикашка, друг его отца. Он всячески за мной ухаживает, расшаркивается, расспрашивает, точно влюбленный рыцарь.

Забавный.

На шее он носит на черном шнурке какой-то смешной значок, точно два треугольника. Когда я его спросила:

— Что это?

Он важно ответил:

— Это сударыня, пентаграмма, знак для заклинания злых духов.

Мне очень хотелось попросить этот значок себе, но я не посмела. Попрошу Карло заказать мне такой же.

На днях ждем друга Карло, из Нюрнберга. Ему готовят лесной дом.

Карло говорит, что он страшно ученый, но нелюдим, не любит общества и особенно женского.

Я так и не успела побывать в лесном доме, хотя там для меня были приготовлены две комнаты: а теперь и совсем будет нельзя: Карло не пустит, он принимает все меры, чтобы не беспокоили его ученого Друга.

Кончено. Наступило полнолуние, он пришел и взял мою душу.

На мое несчастье, в эту ночь у Франчески болела голова и она рано ушла спать. У меня нет сил сопротивляться. Да и он не призрак, а существует, понимаете, су-ще-ству-ет! Он ложится мне на грудь и тихо, тихо пьет мою кровь, мою жизнь. Ранки на шее опять стали большие, с белыми обсосанными краями.

Я опять не смею выйти из-под его воли, просить помощи у Карло. Да и ласкать моего жениха он строго запретил мне. Он страшно ревнив.

— Свадьбе не бывать, — говорил он.

Чем же это кончится, что дальше… О ужас, ужас, это случилось вчера ночью! Мы сидели в саду, я почувствовала, что он приближается и скорее поспешила в свою комнату. Впопыхах я забыла запереть дверь в комнату Франчески.

Он скоро вошел и припал к моей шее. Застонала ли я, или по какой-то другой причине, но Франческа вошла в комнату.

Я видела, как она бросилась на него и вцепилась ему в плечи. Какая это была ужасная борьба!

Франческа билась за меня как исступленная, волосы у ней распустились, рубашка разорвалась, но она не помнила себя. Однако где же ей было справиться, он ведь силен, страшно силен, и мне было удивительно, что она так долго сопротивлялась.

Я думаю, ей помогли освещенные четки на груди, потому что в ту минуту, как они рассыпались, она упала мертвая…

Он тоже исчез…

Для меня наступил мрак… надолго ли, не знаю.

Я очнулась на руках Карло, а Франчески в комнате не было…

От меня они скрывают ее смерть! Даже забавно, если бы они знали то, что знаю я…

Карло хочет, чтобы я переехала в лесной дом. Я согласна, почему нет?

Кто знает, не тут ли мое спасение. Уйду от него подальше, не буду его ждать, и, быть может, он забудет обо мне.

Ученый друг Карло совсем не такой старый и угрюмый, как говорил мой жених. Он охотно приглашает меня в «его лесной дом».

Я погибла, окончательно погибла. Я думала найти в лесном доме пристанище, скрыться… и что же… Боже мой, Боже мой, попала в его берлогу.

Каким адским торжеством сияли его красные глаза! Как зло он улыбался!

Теперь, чтобы прийти, он не нуждается в моем желании или вызове.

Здесь он дома. Только одна стена разделяет нас. И никому это не придет в голову.

Мне нет спасения, прощай, Карло, прощай, счастье, прощай, самая жизнь…

Время тянется бесконечно, он берет мою жизнь понемногу, он, как лакомка, растягивает свое удовольствие, а я должна жить не только этими ужасными ночами, но теперь даже днями.

Подумайте, между моей комнатой и той, где висит его ужасный портрет, или, вернее, он сам — есть потайная дверь, никто о ней не знает, кроме нас двоих!

И он входит всегда, когда вздумает!..

Конец мой близок, помолитесь обо мне. Скорее…»

— Несчастная девушка, — прошептал Карл Иванович и замолк.

Наступила тишина.

В комнату быстро вошли Гарри, доктор Райт и управляющий Смит.

Смит был бледен, а Гарри страшно возбужден. Он опустился в кресло и быстро заговорил:

— Это черт знает что такое! Безобразие! Они, эти олухи, кричат, что я привез смерть с собой из Америки. На кой черт мне понадобилось их морить?! Напасть на моего слугу, которого я послал с извинениями! Да еще и избить его. Я найду на них управу. Идиоты! Мерзавцы!

— Успокойся, Гарри, и скажи нам путем, в чем дело, — сказал Джеймс.

Выкрикнув еще несколько ругательств, Гарри вынул сигару и, закурив, сказал спокойнее.

— Смит, расскажите, как было дело.

— Сегодня утром, — начал Смит, — я и Миллер отправились по делам в деревню. Купив что надо и получив с почты посылки, Миллер поехал в тележке обратно, а я верхом заехал к помещику В. — у него продается лошадь, которую мистер Гарри желал приобрести. В. не было дома, и я поспешил догнать Миллера. Представьте мое удивление да и негодование, когда я увидел, что тележка опрокинута, припасы и посылки разбиты и валяются в пыли на улице деревни, а Миллер, бледный, с окровавленным лицом, стоит, прислонившись к избе. Вокруг озверевшая толпа: кричат, машут кулаками. Конечно, я тотчас же бросился на помощь. Увидав меня, толпа окончательно пришла в бешенство.

«Вот он, вот он, еретик поганый, проклятый американец, это он со своим дьяволом, хозяином привез к нам смерть. Убить его, убить», — кричала толпа. Все бросились на меня. Но я огрел нагайкой передних, и они отступили. Взяв револьвер, я сказал: «Кто первым двинется ко мне, тот будет убит! Клянусь вашим Богом». Трусы отступили еще. «Ну, теперь говорите, что вам надо. В чем дело, чем вы недовольны? Разве деревня не процветает и не богатеет с тех пор, как мой господин поселился здесь? Разве он мало помогает вам? Поддерживает бедных и больных? Ну, говорите!»