Б. Олшеври - Семья вампиров

— А ведь Джеймс-то был прав!

Перейдя к телу Джеймса, доктор прежде всего осмотрел его шею, но на ней не было и признака зловещих красных пятен. На теле также не нашли знаков насилия. Только знак голубого лотоса на левом плече выступал ярко и в то же время нежно, точно мерцал.

— А вот тут, по моему, глубокий обморок с примесью гипноза, — сказал доктор. — Кажется, еще есть надежда; помогите мне, Райт.

После долгих усилий врача Джеймс пришел в себя, его уложили в теплую постель, и Райт как верный пес уселся его сторожить.

Между тем в замке все еще; царил переполох. Последние гости и большинство слуг спешно укладывали свои вещи, торопясь до ночи выехать из замка.

Смит кричал и ругался на всех европейских языках, но ничего не помогало. Заставить слуг привести покойников в порядок стоило ему немало труда.

Гарри заперся в своем кабинете и даже не вышел попрощаться с гостями.

16

Настал вечер. Джеймс после крепкого сна совершенно оправился и попросил позвать к себе Карла Ивановича.

— Ну что, прочли? — был его первый вопрос.

— Да, мистер Джеймс, и это настолько печальная история, что трудно было не заплакать. Несчастная, несчастная мадемуазель Рита. — И Карл Иванович грустно опустил голову. — Она погибла от укуса вампира, знала, отчего погибает, и не смела никому рассказать. В этом состоял весь ужас ее положения.

— Не жалейте о ней, Карл Иванович, она не погибла, а живехонька, теперь она и сама стала вампиркой. Это она погубила Жоржа К. Теперь мне ясно, почему лицо голубой красавицы на балу и вчерашней танцорки показалось мне знакомым. Я видел эти черты в портретной семейной галерее графов Дракула. Это портрет молодой невесты-итальянки в белом атласном платье с воротником фасона Медичи. Этот-то воротник и сбил меня с толку, он-то и придал другое выражение лицу красавицы. Теперь же я убежден, что это она, повторяю, она виновница смерти Жоржа, — горячо проговорил Джеймс.

— Вы ошибаетесь, мистер Джеймс, мадемуазель Рита не могла никого убить. Это такое милое, доброе существо… Да вот извольте, прочтите ее записки, они не длинные, — предложил Карл Иванович.

— Хорошо. Читайте.

Дневник Риты

«До сих пор жизнь моя была не жизнью, а чудной сказкой, — начал Карл Иванович. — Я как Золушка нашла своего принца. Но только мой Карло красивее, добрее, богаче и лучше всех принцев мира.

Его замок, ставший теперь и моим, стоит на высокой горе, кругом сад, а в нем море цветов, и мои милые, алые розы! Чудные, роскошные… я их люблю и теперь, несмотря на то что украшений у меня предостаточно, но я предпочитаю им по-прежнему — одни розы.

А все это Карло. Он, кажется, хочет скупить весь мир для меня! Милый, дорогой Карло, я люблю тебя не за подарки, а за тебя самого. Какое счастье прислониться головой к его груди.

Вот и тогда вечером он долго стоял у моего окна, и мы вместе смотрели на луну. Мне и в голову не приходило, что это последний раз, что уже потом будет все не то. Что же случилось? Что? Я и сама не знаю. Но я не та-, и все не то.

Ночью из открытого окна вдруг потянуло холодом, Лючия и Франческа уверяли, что ночь была жаркая, но это не так, из окна несло леденящим, каким-то мертвенным холодом. И я укуталась в шаль и закрыла глаза.

Неожиданно мне почувствовалось, что я не одна в комнате, но в то же время я не могла открыть глаз.

Кто-то приближался ко мне, неужели вернулся Карло, подумалось мне… И вот, как ни странно, сквозь закрытые веки я увидела, как от окна к кровати подошел господин. Это был не Карло, а совсем незнакомый мужчина, высокого роста, худой, в черном бархате. Глаза его горели, а тонкие, злые губы были крепко сжаты. Он был страшно, пугающе бледен. В нем были семейные черты предков Карло, но он был явно не из их числа; я хорошо знала все семейные портреты, а его там нет.

Чем пристальнее смотрел он на меня, тем мне становилось страшнее и холоднее. Я слышала, но не ушами, а сердцем его слова: «Ты моя избранница, я люблю тебя». От страха я потеряла сознание…

От солнечного луча я проснулась. Все тихо, в комнате никого не было.

Что за странный сон? — подумалось мне. Ощущение холода осталось и после пробуждения, шею неприятно саднило от двух маленьких ранок. Я недоумевала, как я могла настолько сильно себя уколоть? Правда, сердоликовая булавка очень острая…

За кофе я хотела рассказать Карло свой сон. Но прежде чем открыла рот, я ясно услышала: «Не смей!» Я растерялась, а тут Карло начал приставать ко мне с расспросами, почему я такая бледная, а Кормилица стала жаловаться ему, что я стону по ночам.

Тут, конечно, на меня напустились с расспросами и советами, а когда я сказала про ранки на шее, то Карло побледнел как полотно.

Отчего это? Разве они опасны?

Он и другие думают, что я простудилась, когда осматривали склеп.

Правда, там было довольно сыро, а моя вина в том, что я прислонилась к каменному гробу и из камня холод точно вошел в меня и охватил всю.

Я поняла, что как-то принадлежу ему.

И вот с той несчастной ночи я утратила свой покой и счастье.

Днем я начала зябнуть, а при наступлении ночи, особенно когда светит луна, во мне просыпается страстное желание. Кого, что? Первое время я даже не давала себе в этом отчета, а теперь я знаю, знаю, я жду «его». Того самого, страшного, черного, чужого мужчину. Он требует, чтобы я ждала его, ему тогда легче приходить, и я жду и зову.

Кто он, не знаю, боюсь его, ненавижу… и жду. Он входит как властелин, обнимает, ласкает меня, шепчет: «Твоя любовь вернула мне молодость и жизнь»… И правда, он помолодел на вид: розовый, губы красные, но… стало еще противнее.

Все вокруг колышется, и я каждый раз замираю, и чем кончаются наши ласки и как он уходит — я не знаю. Вероятно, у меня какая-нибудь болезнь. Карло хотел познать доктора, но я не смею: «он» рассердится.

Ранки у меня на шее не только не заживают, а становятся шире и выглядят неприятно. Приходится закрывать их бантами и кружевами.

Сейчас новолуние, ночи темные, и «он» вот уже несколько дней не был у меня.

Я точно начинаю приходить в себя после обморока: не могу еще хорошо отличить, что было в действительности и что только казалось мне.

Одно сознаю ясно: мне грозит опасность или от него, если он существует, или от сумасшествия, если его нет в природе.

Надо сказать Карло, а он, как назло, уехал в город на один день и не едет. Что-то его там задержало.

Я становлюсь все спокойнее, ранки мои подживают быстро.

Надо скорее, скорее принимать меры, а Карло все нет и нет!